Обычно стены таких кабинетов завешаны рабочими графиками, таблицами, агитплакатами; иногда, если с «верхов» сюда заходят нечасто, а у бригадира есть выход на барыг с Гнилача – голыми бабами.

Сейчас на стенах не было свободного места от анатомических атласов, грифельных дощечек, исписанных формулами, чертежей протезов. На круглом столе среди стопок с толстыми папками стояли грязные кружки и переполненные пепельницы. А у дальней стены перемигивались огоньками четыре шкафа высотой в потолок. ЭВМ.

Жстки-ие дск-ки.

За мутным толстым стеклом был виден весь бывший цех с операционными, и Вова подумал, что, должно быть, отсюда, сверху, все происходящее могло казаться правильным и логичным. Что люди в халатах, смену за сменой ковыряясь в записях и компьютерах, действительно могли считать себя правыми, изучая отходы Самосбора, считать, будто Партия использует их знания во благо народа.

И что если никто не успел укрыться здесь, это еще не значило, будто выживших не может быть на других этажах лаборатории, в жилых ячейках или защищенных от Самосбора глухих камерах. Вот только за ними никого не пошлют. Вова и сам не хотел бы идти.

Жесткие диски сгрузили в вещмешок Гаврилы, и он скомандовал возвращаться. Им снова нужно было пройти через лабораторию, но другим путем – к подъемнику.

На обратном пути Вова остановился у стола с распростертой тварью и сделал глубокий вдох. Окликнул сержанта.

– Отдай диски.

От-тставть.

Гаврила обернулся. Хохол переводил взгляд то на него, то на ефрейтора.

– Отдай диски, Гавр, – повторил Вова. – Там все их наработки, верно? Они просто отгрохают себе новую лабораторию и продолжат с того же места. А это дерьмо не должно продолжаться.

Гаврила тяжело вздохнул, огляделся и положил Анку на стол рядом с тварью. Сделал два шага, нависая над Вовой.

– Отставить неуставной базар. Ефрейтор. – Глаза его опасно блеснули.

– Устав? Я напомню тебе устав. – Вова отступил на шаг, смотреть здоровяку в подбородок не хотелось. Отчеканил: – Приложение шестнадцать, пункт первый. Боец ликвидационного Корпуса обязан прикладывать все усилия по ликвидации последствий Самосбора. Слышишь, Гавр? Ликвидации, мать твою! Сколько раз тебе напоминать, мы убиваем тварей.

– Если этих тварей действительно можно подчинить, если они однажды будут выходить на зачистки вместо нас, оно того стоило! Если будут убивать своих сородичей и гибнуть вместо моих парней, я буду только за.

– Да они нужны, чтобы гражданских кошмарить, неужели не ясно? – фыркнул Вова. – Как на том заводе. Что смотришь? Вспоминай давай, процедуры не забрали это у тебя, лишь задвинули в конец коридора. Забастовка, растерзанный бригадир, тварь, что взялась из ниоткуда одна. Ну!

Сержант часто моргал, морщил лоб и кривился, будто у него разболелась голова. И Вова понял: не вспомнит.

– Эксперимент согласован Партией, – твердо сказал сержант.

– Партией, конечно! Партией, которой мало, что твари бьют наших на этажах, они еще сюда нас гонят пачками, на убой! Я видел ноги Башки, это всё, что от него осталось. Помнишь Башку? Как вы спирт таскали и по бабам из легкой промышленности бегали в самоволку, когда ты еще последнюю лычку не нацепил? Нет Башки больше, и много хороших парней тоже нет, и всё ради… Ради этого…

Вова разошелся. Пнул стол с тварью, но тот не сдвинулся с места, крепко прикрученный к полу. Тогда ефрейтор ударом сапога перевернул каталку с инструментами, забренчал металл о плитку.

– …Ради этого говна?! Ради этого столько наших сдохнуть должно, этого стоило, ты говоришь?

Вова оскалился, пытаясь восстановить дыхание.

– Не получится у нас с тобой отставить, сержант. Мы уничтожим диски и больше не участвуем в этом.

Отттссствть-ть-ть.

– Мы? – переспросил Гаврила и посмотрел на Хохла.

Тот сглотнул, отвел взгляд.

– Такое дело, Гавр… Ты не злись только. Покумекал я, значит, что служба как-то затянулась, я уж и не помню насколько. А ты и подавно, наверное. Вот только у тебя еще есть возможность до капитана дослужиться, в кабинет пересесть, а мы… У нас один конец, и это не пенсия. Я не на такое подписывался. Не буду…

– А кто будет-то? – взревел Гаврила. – Кто будет-то, блять?! Если не мы? Вы же сейчас нюни распустили, оправдания ищете, с этажей хотите соскочить…

– Думай как хочешь, – отрезал Вова. – Диски отдай.

Он снял автомат с предохранителя, но целиться пока не стал.

Оттьсв-т-в-с.

– Вовчик, может, ну его? – спросил Хохол. – Диски эти… Просто уйдем.

Вова мотнул головой, не сводя с сержанта взгляд. Тот слегка наклонил голову, будто на миг к чему-то прислушиваясь, и у ефрейтора мелькнула мысль: как же они все-таки глупо смотрятся со стороны, куклы операторов. И почему он раньше этого не замечал?

– Вы не подключены? – Гаврила округлил глаза, уставился на Вову, потом на Хохла. – К вам не могут подключиться! Как?

– Долго рассказывать. Диски!

– Приложение сорок один…

«Дезертирство», – мысленно закончил Вова за сержанта.

Команда оператора касается мышц быстрее, чем сознание успевает заметить вмешательство. В случае с рефлексами Гаврилы эта скорость смертельно опасна. Вова был готов, но все равно не успел различить, как одним резким движением сержант вырвал из кобуры пистолет и выстрелил. Практически в упор.

Грохот ударил по левому уху с такой силой, что звук обратился в свет, цветными искрами рассыпался перед глазами. Вова отшатнулся, Хохол отскочил на пару шагов. Гаврила отбросил пистолет в сторону, прижал правую руку левой к столу, с ужасом таращась на собственные пальцы.

– Идиоты, я не смогу его долго сдерживать!

Сержант кричал, но до Вовы его слова долетали как из-за глухой стены. Лишь мелькнуло удивление в голове ефрейтора: он вообще не думал, что оператора можно сдерживать, но Гавриле каким-то образом удалось отвести ствол в последний момент. Силен…

Звон после выстрела ввинчивался в уши, вытесняя все мысли; казалось, что тонко вибрирует сама черепная коробка. А за звоном, по нарастающей, приближался женский крик, тот самый, из ночных кошмаров.

Вова увидел знакомую дверь. Он мог рассмотреть полотно до мельчайших деталей, каждую потертость и царапину, каждого ржавого «жучка». Увидел номер – приклеенные цифры из тонкой латуни. Вспомнил блок и этаж. Выше двухтысячных.

Вспомнил и как выходил из этой самой двери в последний раз, а в спину слышалось «я не буду тебя ждать!».

…Вова тряс головой, отгоняя наваждение. Вскинул автомат.

– Ты ведь зачистил их, да? Ту квартиру, по уставу зачистил? Тебе оператор приказал? Или ты теперь сам справляешься, без науськиваний, послушный сержант, а? Сам?

Гаврила все еще держался за край стола, смотрел на Вову непонимающим взглядом.

– Что? Что ты несешь?

Ефрейтор сильнее вдавил приклад в плечо, палец жгло на спусковом крючке.

– Вовчи-ик, – осторожно позвал Хохол.

– Зачистка, где Башка ноги потерял. Шесть этажей накрыло: с две тысячи пятнадцатого по двадцать первый. Нас там вообще не должно было быть, это территория четвертой роты. Но у них не хватило людей, все же по лабораториям сидят, да?