тысячами, антибиотиков на всех не хватало… Именно «барабанная фармацевтика» закрыла этот вопрос раз и навсегда. На основе ее исследований удалось синтезировать и ввести в производство крайне эффективное лекарство от геморроя и сильнейшее болеутоляющее, которое, впрочем, сейчас официально запрещено. А также препарат, точечно воздействующий на раковые клетки. Конечно, стопроцентной гарантии он не дает, все зависит от состояния пациента и стадии болезни… Но практика показала, что на него можно рассчитывать порой даже в самых безнадежных случаях.

Вовчик слушал, хотя было видно, с каким трудом ему удается держать голову прямо. Он повернулся к Лазареву и спросил:

– Ты вообще кто?

– Эй, ау! – Я щелкнул пальцами у него перед лицом. – Ты хоть слышал, о чем мы тут распинались? Нам нужно выбраться из килоблока… нам всем. И ты должен нам помочь.

– Ага, – буркнул Вовчик и сложил руки на столе, опустил на них голову.

Уже в коридоре я оправдывался перед Лазаревым:

– Не обращайте внимания. Он проспится, отмокнет в холодной воде и все сделает. Без него и правда никак.

Ученый снова покосился на нашу герму, но промолчал. «Стукача» никто из нас так и не отмыл. Проводив Лазарева до лестницы, я спросил, чтобы перевести тему с Вовчика:

– Та коробочка у вас кармане… Что вы делали, когда я вас встретил?

– Замерял содержание изобетона в стенах. На этажах с окнами показатели выше, так и оказалось. Даже не просите объяснить, – добавил он, видя мое замешательство. И спустя мгновение схватил меня под локоть и заглянул в глаза. По его лицу я понял, что Лазарев серьезен в эту минуту как никогда. – Сергей, это было самое обычное окно, такое же, как и сотни виденных мной ранее. До тех пор, пока вы не показали мне трещины. Позвольте начистоту: теория окон, которую я выдвинул, была… скажем так, не совсем всерьез принята научным сообществом. Я говорил, что ищу рядом с окнами подсказки – и вот она, первая, настоящая! Возможно, важнейшая подсказка в моей жизни. Я не должен ее упустить. Поэтому хоть однорукий пьянчуга, хоть сектант хромой, хоть сифилисный гомосексуалист – я на всех согласен. Мы должны следовать подсказке. Понимаете?

Я осторожно высвободил руку и кивнул, делая вид, что действительно понимаю.

***

Вовчик ухватился за идею, едва протрезвел. Сколько бы он ни открещивался от своего прошлого, сколько бы ни топил воспоминания о службе в мерзкой сивухе, стоило ему вылезти из стакана, и он вновь становился бойцом: собранным и расчетливым.

Всю подготовку он взял на себя. Часть оставшихся запасов из квартиры Проводника необходимо было перевести в талоны, причем в непривязанные к отдельным АВП. Тогда их можно было бы разменять или отоварить в других килоблоках. К тому же нам снова нужен был газовый резак, который Вовчик уже успел вернуть.

Даже в обычное время, чтобы провернуть такой обмен, не рискуя попасться или быть обманутым, могло уйти несколько дней. А сейчас, с комендантским часом и повторяющимися то тут, то там перестрелками между Корпусом и мятежной ротой, даже страшно представить, насколько это могло затянуться.

Но Вовчик сказал, что с людьми Багдасара сможет все уладить уже сегодня. Главное: у нас снова был допуск к лифту ликвидаторов.

Нужно будет еще придумать убедительную причину для отгулов на работе. Проблема в том, что никто из нас не представлял, сколько времени займет эта вылазка. Оставлять Иру с Полиной надолго одних тоже не хотелось, но узнай тетя о моих сомнениях, вытолкала бы взашей, а то и сама полезла искать сына.

Убедить себя, что поступаю правильно, было несложно. Ликвидаторы перестреляют друг друга; с Проводником, как и с большей частью культа, покончено, а остальных сектантов, бросивших вызов режиму и Партии, рано или поздно поймают, и они разделят судьбу предводителя. Шли бы они все в Самосбор.

У меня все еще оставалось ради кого действовать и жить.

Я отправлялся за братом.

Конец первой книги