– Сергей, это лишь инструмент, а ты держишь его, как знамя, вырванное из лап врага. Но мы не враги.

– Без него они бы тебе не поверили.

– Ты и правда думаешь, что дело только в этом? Думаешь, эти люди собрались здесь, впечатленные ловким трюком? Загляни им в глаза и спроси их, почему они здесь на самом деле?

Я покачал головой.

– Твой «Самосбор» закончился, скоро здесь будут ликвидаторы. И я действительно не знаю, почему они еще не избивают тебя ногами, и не знаю, что они будут делать дальше. Но я не буду обещать им спасение. Они смогут спастись сами, если не потратили на твой бред последние мозги. Сейчас мне нужен только ты.

Проводник успел отступить на добрый десяток шагов и замер, когда я направил на него пистолет. В следующую секунду между нами встал один из мужчин.

– Отойди.

Он не сдвинулся с места.

– Подумай еще раз, Сергей, – сказал Проводник. Его лицо то скрывалось в темноте, то вновь озарялось оранжевым светом.

В одном он был прав: теперь мы оба похожи своим безумием. Ему удалось свести меня с ума, но не так, как он рассчитывал. Я дождался перерыва между вспышками и выстрелил.

Мужчина упал, на его место встал новый.

Но было и то, в чем рыжий ошибался. Все-таки мы враги. А врагов надо убивать.

Свет. Тьма. Выстрел.

На этот раз дорогу перегородила женщина.

Я видел ее, как и предыдущих, через мушку в прицеле. Старался не вглядываться в лица, не запоминать. Они сделали свой выбор и стали врагами. А если оставить врага за спиной, однажды он придет в твой дом с ножом и вспомнит старые обиды.

Выстрел.

Пожилой худощавый мужчина обхватил Проводника руками и рыдал ему в плечо.

– Это я, это все я… Они пришли из-за меня, – всхлипывал он.

– Знаю, знаю. – Проводник гладил его по спине. – Я не виню тебя. Теперь им тебя не достать.

– Лёлик? Отойди!

Он повернул ко мне заплаканное лицо.

– Я больше их не слышу! Не слышу! – Он показал себе на голову, где слизь оставила черное пятно на лысине.

– Когда-то его звали Лев, – сказал Проводник. – Он сам рассказал.

– Я вспомнил! – радостно крикнул Лёлик и шмыгнул носом.

– Если бы ты выслушал его историю, то знал бы, на что Партия готова ради контроля над своими гражданами. Но ты не хочешь нас слушать. Ну так стреляй же! Самосбор встретит каждого избранного и после смерти.

Сколько у меня патронов осталось: один? Два? Нельзя было промахнуться.

Рука дрогнула, дуло пистолета опустилось. Лёлик освободился от операторов, но ему осталось недолго. Скоро слизь превратит его в монстра, как это случилось с ликвидаторами, и не важно, кто держал банку над его головой. Вечно перекладывать вину на других у меня не выйдет.

Им хватило моей заминки в несколько секунд. Я не успел заметить, как меня обступили. Все разом. Собирался уже выстрелить, но не успел, десятки рук схватили меня со всех сторон, кто-то вырвал пистолет. Меня подняли и держали на весу, я барахтался и дрыгал ногами, как непослушный младенец, которого пытаются спеленать, но вырваться не получалось.

Я запрокинул голову и увидел Проводника.

– Извини, Сергей. Я надеялся, что однажды ты все-таки поймешь. Но я был неправ.

В его руке уже была банка слизи.

Кровь ударила по вискам, от вспышек света и щелчка ламп подступила тошнота, перед глазами все закружилось. Я снова… почувствовал коридор вокруг, острее, чем прежде, не только голые стены, но гораздо дальше, услышал привкус воды в трубах и горечь масла на дверных петлях.

«Пенобетон течет по трубам в стенах, что кровь…» – говорил Лазарев. Я знал, что сейчас две трубы в потолке над нами, две артерии чуть правее того места, где мне вот-вот выльют на голову слизь. Чувствовал, как толчками перемещается внутри густая масса, разгоняясь все быстрее и быстрее, догоняя мой пульс… Каждый удар сердца – новый толчок, теперь казалось, что это моя кровь бежит по трубам.

Пролить свою кровь несложно, если захотеть. Нужно лишь немного решимости…

А потом все загрохотало, закричали люди. Меня уронили на пол. Я попытался вскочить, но часы на руке теперь не просто горели – тянули к полу, будто к запястью привязали пару пудовых гирь.

Кто-то запнулся о мою ногу, кто-то едва не наступил на живот. Я поднялся на колени. Люди в панике прятались за гермы, голоса тонули в надвигающемся гуле. И тогда я увидел.

По обе стороны коридора с потолка хлестал пенобетон. Его напором сбило с ног несколько человек, они барахтались в быстро застывающей массе, но вскоре исчезли под наплывом серой пены.

В коридоре остались лишь я, свернувшийся калачиком у стены Лёлик и Проводник, так и не выпустивший банку из рук.

– Как ты это сделал? – крикнул он.

Я повернулся к нему.

– Что? Ты в Службе быта работал, ты и скажи.

– В том то и дело! Это невозможно!

Лёлик молчал, лишь мелко подрагивали его плечи. «Все возможно, – думал я, пытаясь расстегнуть браслет. Он все еще был слишком тяжелым, хоть и не таким горячим. – Трубы изнашиваются».

– Почему он помогает тебе? Почему Гигахрущ тебя спасает?

Отвечать не хотелось. Помогает? Да он меня вот-вот убьет! С браслетом ничего не вышло; я поднялся, придерживая часы второй рукой. Пенобетон коснулся моих ботинок. Вовчик как-то рассказывал, почему этажи не заливают полностью: насосы, к которым подключены шланги, не дают нужного напора, и, чтобы залить коридор целиком от пола и до потолка, Службе быта потребовалось бы несколько дней.

Что ж, сегодня все иначе, хватит и пятнадцати минут.

Все еще перекошенный от тяжести на левой руке, я подошел к Проводнику и заглянул ему в лицо. Теперь оно было настоящим. Без маски всезнайки и самоуверенной улыбки. Лицо испуганного ребенка, которого отец запер в кладовке.

– Я хотел быть особенным…

Скольких он уговорил выйти в Самосбор навстречу пустым обещаниям? Скольких обрек на смерть здесь? И сколько из них все еще живут на этажах, прикрывая метку на запястье, ожидая, когда появится их мессия и вновь позовет за собой?

– Ты и был, – сказал я и отобрал у него банку.

Выплеснул содержимое ему в лицо. Он закричал, пытаясь руками снять с себя слизь, повалился спиной в подступающий пенобетон. Я бросил банку рядом, и она медленно исчезла в вязкой массе.

– Я не вижу, не вижу!

– Ну так слушай свои голоса, – буркнул я.

Это было необязательно, мы и так совсем скоро окажемся в общей бетонной могиле. Но я сделал это, и мне стало по-настоящему легко. Лёлик сидел, прислонившись к стене, серая пена уже скрыла его ноги.

– Извини… Лев, – сказал я ему. – За все. Если сможешь.

Он не ответил. Проводник тоже затих.

Гудели лишь трубы, пенобетон уже обхватил мои колени. Не осталось сил держаться на ногах, и я опустился в пенистую серость. Она была едва