такой силой, что я едва могу стоять. Джейкоб крепко держит меня до тех пор, пока все не прекращается.

– Что это было? – спрашиваю я, все еще немного задыхаясь. Поцелуй? Землетрясение? Но поцелуй не мог его вызвать.

Хотя я бы не удивилась, если бы так оно и было.

– Я думаю, это то, чего мы боялись, – говорит он удрученно, но все еще держит меня за руки. Держит меня крепко подле себя.

– Я ничего не боюсь! – неожиданно выдаю я. Ведь что может нас настигнуть? В такой идеальный момент. В нашем пузыре.

Джейкоб касается моего лба своим.

– А я боюсь.

Я хочу уверить его, что все в порядке. Как по мне, наш союз совершенно естественный и гармоничный. Возможно, раньше я боялась этого или того, что мои планы кто-то нарушит. Но сейчас нет. И он не должен.

Я говорю ему об этом, но вдруг острая боль взрывается у меня в голове. Я кричу, и у меня подкашиваются ноги. Джейкоб меня поднимает.

– Эмерсон.

Боль всеобъемлющая. В моей голове словно туман, и какая-то сторонняя сила пытается его развеять. В моем мозгу происходит битва, и не важно, кто борется внутри, – мне больно. Невыносимо, и я не могу это остановить. Я безвольно повисла на руках Джейкоба, и борьба захватывает всю меня.

Я слышу, как Джейкоб окликает меня по имени, но кажется, что голос доносится издалека. Я едва чувствую холодный нос Кэсси на своей шее. Но они с Джейкобом словно остались далеко.

И наконец небольшое облегчение. Я могу сделать вдох. И еще один. Я лежу на земле, а Джейкоб держит ладонь у меня на лбу.

Он меня исцеляет. Но я слышу, как тяжело он дышит. Я слышу рев внутри него. Он пытается побороть туман, но не может.

– Хватит, – пытаюсь произнести я. Боль приводит меня в отчаяние, но я не могу вынести, что ради меня Джейкоб так страдает.

Не знаю, что он делает, но он помогает свету победить. Туман отступает. Это болезненный процесс, но что-то… происходит.

Что-то огромное. Я боюсь, что оно меня уничтожит, поднимаясь внутри меня… Я помню.

Воспоминания накатывают волна за волной искрящегося света. Наш ковен. Мы с Джейкобом перешептываемся по углам, потому что хотим изменить мир. Вот я толкаю его в пруд, и мы почти целуемся – и нас останавливают не духи, а мой страх: если я позволю ему меня поцеловать, то все изменится.

А ничто не должно меняться, пока я к этому не готова, потому что для начала мне нужно изменить весь мир.

Я чувствую, что Джейкоб старается еще сильнее. Он борется с туманом, потому что понимает, что именно он удерживает мои воспоминания. Но ему больно. Цена слишком высока.

– Хватит. Хватит, – с трудом говорю я, с каждым разом все тверже произнося слова. – Джейкоб, пожалуйста.

Я толкаю его руку. Я слишком слаба, чтобы ее оттолкнуть, но он наконец ее отводит. Я снова могу дышать. И чувствую, что он взял меня за руку. Очень медленно боль отступает, и я с трудом открываю глаза. Моргаю, чтобы разогнать дымку – вокруг нас обычное весеннее утро. Вполне симпатичное. Пузырь исчез. И боль исчезла. И все же я все помню.

Я смотрю на него. Мы все еще держимся за руки. Он садится на траву; лицо у него серое, как после битвы с адлетами. Только сейчас он исцелял не раны и укусы. Он просто пытался побороть что-то внутри меня. Ради меня.

У меня все еще болит голова, но это скорее призрачная тень той режущей, обессиливающей боли, что была раньше. Джейкоб помогает мне сесть. Я чувствую себя слабой, и уязвимой, и одновременно сильной.

– Что это было? – спрашиваю я.

– Я вошел в твой разум, чтобы тебя исцелить. Я не увидел ничего снаружи и подумал, что причина внутри. Вокруг твоего мозга был плотный туман. Наверное, это заклятие стирания памяти. – Он слегка хмурится, погрузившись в раздумья. – Я никогда прежде не сталкивался с теми, кому стерли память. И ничего подобного не видел. Густой туман обладал силой. Но мы победили его вместе. – Он мотает головой. – Вообще-то у меня не может быть достаточно сил, чтобы снять заклятие Кэрол даже с моими целительскими навыками. Она более могущественная, чем я. Кэрол – самая могущественная.

– Или уже нет. – Я пододвигаюсь к нему. Мне нужно, чтобы он видел то же, что и я, чувствовал то же, что и я. – Она уже не такая могущественная, как мы. У нас были планы, Джейкоб.

– Были.

Я не понимаю, почему его слова так явно звучат в прошедшем времени.

– Ничего не изменилось. По сути…

Мы все еще сидим на земле, и все же он отодвигается настолько, чтобы положить руку мне на плечо. Созданный им пузырь пропал, а Кэсси так и сидит подле нас, охраняя книгу. Вдалеке ходит олень Мерфи и настороженно смотрит на нас.

Мы защищены. И есть в этом нечто чудесное и замечательное.

– Все изменилось, Эм. – Зеленые глаза Джейкоба снова стали мрачными. – Теперь я знаю, какими будут последствия. Они просто невыносимые.

Но он не понимает.

– Я помню, – говорю я.

– Теперь нам не до школьных «а что, если мы попробуем», – произносит он с нажимом.

Но я не обращаю на это внимания.

– Джейкоб. – Я жду, пока он на меня снова посмотрит. – Я помню. Я помню магию.

15

Поначалу Джейкоб ничего не говорит. Цвет его лица постепенно приобретает здоровый оттенок. Я хочу спросить, каково это – лечить кого-то. Терять часть себя в процессе. Я хочу каким-то образом осознать всю серьезность того, что он делает.

Но у нас так много других дел.

– Какую именно магию ты помнишь? – спрашивает он, продолжая держать руку у меня на плече.

Я закрываю глаза, словно так я получу ответ на его вопрос. Нахлынувшие на меня воспоминания, конечно, не систематизированы, как в каталоге. Скорее, я просто могу достать эпизод из памяти, когда Джейкоб о нем упоминает.

– Я помню почти все, о чем ты мне рассказывал. Про жабу и инцидент в пруду. Про разговоры о ковене. И как ты мне помогал… воскресить растение.

Он кивает, внимательно глядя на меня.

– А что про «Пубертатум»? И про заклинание забвения?

Я роюсь в памяти, но период перед выпуском все еще видится мне вполне обычным, человеческим. Исчезновение Ребекки – просто побег. А моя бабушка… Я зажмуриваюсь и пытаюсь думать о том, что моя бабушка говорила о ведьмах. Но я