Позже Баффетт напишет партнерам, что, если купить правильную компанию с правильными перспективами, состоянием отрасли, управлением и прочим, «цена позаботится о себе сама». Именно это, по его мнению, заставляло кассовый аппарат «ликовать».

«Но такое случается нечасто. С количественной стороны озарения обычно и не требуется: цифры просто бьют вас по голове бейсбольной битой. Поэтому по-настоящему большие деньги, как правило, делают инвесторы, которые не ошибаются в качественных решениях», – говорил Уоррен.

Новый качественный подход окупился поистине грандиозно, о чем Баффетт сообщил партнерам в конце 1965 года. В годовом отчете Баффетт сопоставил полученную прибыль со своим ранним прогнозом о том, что каждый год будет превосходить индекс Доу-Джонса на 10 %. Обозначив эту умопомрачительную доходность, он сказал: «Естественно, ни один автор не вынесет публичного унижения по поводу ошибки такого масштаба. Вряд ли она повторится»[316]. Несмотря на иронию, он начал перестраховываться от высоких ожиданий партнеров.

После смерти Говарда Уоррен начал думать о том, чтобы как-то увековечить его память, например, основать университетскую кафедру. Но он никак не мог найти подходящее средство. Они со Сьюзи основали Фонд Баффетта, который выделял небольшие гранты на образовательные цели. Но для отца он хотел не этого и филантропом становиться не собирался. Деньги любила раздавать Сьюзи, которая управляла фондом. Уоррен продолжал работать. После невероятного успеха с American Express в апреле 1965 года он нанял Джона Хардинга из трастового отдела Национального банка Омахи, чтобы тот занимался административными вопросами.

Хардинг надеялся научиться инвестированию, но вскоре отказался от этого намерения. «Мысли о самостоятельных инвестициях испарились, когда я увидел, насколько хорош в этом Уоррен», – говорит он. Вместо этого Хардинг просто вложил большую часть своих денег в партнерство.

Помимо того, что Уоррен включил в BPL акции American Express на миллионы долларов, он теперь охотился за более крупными сделками, для которых требовались постоянные разъезды и четкая координация. Это были и гигантские сигарные окурки, и качественный гандикапинг по классу.

Каждый из грэмовцев в сети Баффетта всегда находился в поиске идей. Так, Дэн Ковин навел Баффетта на текстильную компанию в Нью-Бедфорде, штат Массачусетс, которая торговалась с дисконтом к стоимости ее активов[317]. Идея заключалась в том, чтобы купить ее, ликвидировать, распродать активы и закрыть. Компания называлась Berkshire Hathaway. К тому времени, когда на голове Уоррена снова отросли волосы, которые он потерял после смерти отца, он уже вовсю занимался эти новым проектом.

Баффетт начал с наблюдения за компанией и неторопливого накопления ее акций. Сибери Стэнтон, президент Berkshire Hathaway, за последнее десятилетие вынужденно закрыл более дюжины фабрик, одну за другой.

В начале XX века в текстильной отрасли случилась революция: новая технология кондиционирования позволяла с точностью контролировать влажность и содержание твердых частиц в воздухе. Перевозить хлопок с Юга, где труд был дешевле, на прохладные берега Новой Англии, больше не было экономически оправдано. Преемник Ноулза, Джеймс Э. Стэнтон-младший, наблюдал, как добрая половина фабрик его конкурентов переместилась на Юг[318]. Как вспоминал сын Джеймса Стэнтона, его отец «не решался тратить деньги акционеров на новое оборудование, когда дела шли плохо, а перспективы были туманными»[319]. Он выводил капитал из бизнеса, выплачивая дивиденды.

К тому времени, когда сын Стэнтона, Сибери, выпускник Гарварда, возглавил в 1934 году компанию, старая фабрика Hathaway все еще выпускала по несколько рулонов хлопчатобумажной ткани в день. Сибери увидел себя героем, который спасет текстильные фабрики. С его братом, Отисом, они разработали пятилетний план модернизации[320]. Они перешли с хлопка на вискозу, шелк для бедных, а во время войны производили вискозную парашютную ткань, переживая временный бум.

В 1954 году на штаб-квартиру компании Hathaway на Коув-стрит обрушилась 14-футовая волна урагана «Кэрол». Очевидным решением было бы двинуться на Юг, а не восстанавливать фабрику на Севере. Но вместо этого Сибери Стэнтон объединил Hathaway с другой фабрикой, Berkshire Fine Spinning, фактически пытаясь построить дамбу против приливной волны[321].

Хозяин Berkshire, Малкольм Чейс, упорно отказывался вложить хоть один цент в модернизацию. Естественно, он выступал против этих планов, но новая Berkshire Hathaway уже следовала по пути, начертанному Стэнтоном. Он упростил ассортимент продукции, сосредоточившись на вискозе, из которой производилось более половины объема подкладок для мужских костюмов в США[322]. Он продолжал свою «непреклонную» модернизацию, вливая в фабрики миллионы долларов.

К этому времени его брат Отис начал сомневаться в целесообразности пребывания в Нью-Бедфорде. Но Сибери считал, что время переезда текстильной фабрики на юг упущено[323], и уже оставил свою мечту возродить фабрики[324]. Когда в 1962 году Дэн Ковин заговорил с Баффеттом о Berkshire, Баффетт уже знал о ней, как и о любом американском предприятии большого размера.

По бухгалтерским данным, бизнес Berkshire стоил 22 миллиона долларов, или 19,46 доллара на акцию[325]. Но после девяти лет убытков, любой мог приобрести акции всего за 7,5 баксов. И Баффетт начал их скупать[326].

Сибери также покупал акции Berkshire, объявляя тендерные предложения каждые пару лет. Теория Баффетта заключалась в том, что Сибери продолжит покупать, а он сможет покупать акции, когда они дешевеют, и продавать их компании обратно, когда цены растут.

Вместе с Ковином они занялись покупкой. Если бы кто-то узнал, что Баффетт покупает, цены могли бы подняться, поэтому он покупал через Говарда Брауна из Tweedy, Browne. Это была любимая брокерская фирма Баффетта, потому что там все умели помалкивать. Это имело для него огромное значение. Счету партнерства Баффетта Tweedy, Browne присвоила шифр BWX[327].

Явившись в Tweedy, Browne, которая занимала крошечный офис на Уолл-стрит, 52, то самое здание в стиле ар-деко, где когда-то работал Бен Грэм, Баффетт почувствовал себя как в старомодной парикмахерской с полом, вымощенным черно-белой плиткой. Центр торгового зала занимал двадцатифутовый деревянный стол, которому фирма не дала отправиться на свалку.

По одну сторону изрезанного детьми стола заседал благосклонный, но властный Говард Браун. Напротив него сидел, как на иголках, трейдер фирмы, беспокойно ожидая телефонного звонка, чтобы начать торги. Пустое место за столом рядом с ним выполняло роль «стола для посетителей». Вдоль стен стояли дешевые деревянные шкафы для документов.

Рядом с торговым залом, в небольшом арендованном отсеке, половину которого занимали кулер и вешалка, сидел за обшарпанным столом Уолтер Шлосс, управляя оттуда своим партнерством.

Нигде в Нью-Йорке Баффетт не чувствовал себя так уютно, как за «столом для посетителей» Tweedy, Browne. Фирма занималась арбитражными операциями, реструктуризацией компаний, на которых можно было