Шрифт:
Закладка:
Тут же царь в ужасе просыпается…
Какое-то время он еще продолжает лежать на кушетке и бормотать слова молитвы «Да воскреснет Бог». Затем встает, чувствуя в теле слабость и ломоту, через силу, держась за стены, выходит из палатки на берег реки Соры и там размышляет о том видении, которое его только что посетило, о словах преподобного Нила – «нет тебе, господин, моего благословения». Всматривается в темноту, вслушивается в нее, но ничего, кроме шума водяной мельницы, поставленной здесь старцами по обычаю афонских скитов, разобрать не может.
В задумчивости Иоанн Васильевич пребывал немалое время, а затем, словно бы очнувшись, отдал приказ немедленно собирать царский поезд и возвращаться в Успенский Кириллов Белозерский монастырь.
Описанный эпизод произошел в 1569 году.
* * *Зимой 2015 года я оказался в паломнической поездке в Нило-Сорскую пустынь с одним из московских приходов. Это было уже четвертое мое посещение обители начиная с 1990 года. Пустынь все еще оставалась Вологодским областным ПНИ закрытого типа, который, кстати, отмечал тогда свое 50-летие, но все равно продолжала хранить в себе нечто таинственное, мистическое, ощутимое даже теми, кто не знал ни о преподобном Ниле, ни о том, чем была его обитель для Русской Фиваиды.
По пояс в снегу добрели мы до поклонного восьмиконечного креста, установленного на задах поселка там, где некогда находился Успенский скит Нило-Сорской пустыни. Зимой эта местность показалась куда более жизнерадостной, приветливой, нежели летом – заросший, бездонный пруд, выкопанный еще монахами, да нависающая со всех сторон еловая чаща – грозная, сырая, непроглядная, населенная дикими зверями.
А вот под снегом все здесь выглядело как-то по-другому – тихо и уютно. Даже лес казался не таким свирепым, но безмолвным и робким, заметенным белой крупой да заваленным непроходимыми сугробами.
Со стороны поселка доносились людские голоса и гул работающей циркулярки, а в воздухе, как на железнодорожном вокзале, пахло углем – это запустили котельную ПНИ.
Отец Павел, с которым мы тогда выдвинулись к месту бывшего Успенского скита, выпускник Московского авиационного института в прежней жизни, расчистил вокруг креста площадку и послужил, воспев акафист святому преподобному Нилу Сорскому чудотворцу:
Видяще тя яко светлаго светильника,в пустыни непроходней светлосияюща, аще и якопод спудом смиренномудрием крыема,но на верх добродетелей возвысившася, укрытися не могущаго,тем твоими чудесы озаряеми…Когда-то этот лес часто слышал молитву, совершаемую насельниками скита, а потом наступила тишина, продлившаяся не одно десятилетие, и лес уснул.
Вот и зимой 2015 года он спал до весны и оттого казался таким безмятежным. Однако оживет он буйно, загрохочет, заревет голосами очнувшихся от спячки зверей и птиц, вздохнет свежестью, наберется сил. Речка Сора, что течет под стенами пустыни, вскроется, и прорубь, которую проделали под мостом, почернеет, разверзнется наподобие пасти Левиафана – но довольно скоро воображаемые зубы этого чудовища превратятся в обглоданные водой ледышки, а потом, когда они растворятся в воде и окончательно, исчезнут в кружении потоков, несущих водоросли, траву, ветки и остовы проведших всю зиму во льду корзин, наступит лето – сырое, комариное.
Из книги А. Н. Муравьева «Русская Фиваида на Севере»: «По веселым холмам и долинам пролегает сперва извилистая стезя… в Нилову пустынь до столбовой Белозерской дороги, но за нею начинается та лесистая, болотистая дебрь, которая завлекла любителя безмолвия Нила в его Палестину, ибо в простонародии палестинами слывут такие дебри. Проехав последнее селение, встречаешь крест на опушке леса и это означает начало пустыни Ниловой. Потому что отселе малопроезжая дорога, по хворосту, проложена через болото и чащу леса, по течению смиренной речки Сорки, которая дала свое название пустыне и самому отшельнику. Осенью и весною не проходима эта дорога, а в прежние времена одни только пешеходы могли тут пробираться по мосткам, да и теперь от частых дождей местами почти невозможно было проехать. По мере того, как мы углублялись в чащу леса, привлекательнее представлялась нам сия дебрь и понятнее влечение Нила в его пустыню».
Вот уж воистину – правда в глазах смотрящего!
Чем «привлекательнее сия дебрь» была для постороннего, тем неприглядней она оказывалась для отшельника, чем понятней была пустыня для досужего странника, тем искусительней и коварней становилась для анахорета.
В чем же кроется причина столь радикального противопоставления?
В том, что, по мысли Святых Отцов Церкви, «чувственные образы слепят душевное зрение, мешают подлинному видению», ведут ко впадению в прелесть, когда уже и не разглядеть грани между сердечным и умственным, горним и дольним, истинным и мнимым.
Церковный историк, богослов Игорь Корнильевич Смолич (1898–1970), рассуждая о святом сорском подвижнике, остроумно подмечал его «опасное и изящное иночество», его уникальный для Русской Церкви дар служения «духом и истиною», то есть ангельское умение видеть невидимое и слышать неизреченное, и в то же время совершенно человеческую способность мучительно и надрывно радеть за правду, порой и ценой собственной жизни.
К сожалению, информация о жизни преподобного Нила довольно скупа, и это притом что «много писаний о святом бысть». Причиной этого парадокса является то обстоятельство, что нам неизвестно древнее житие преподобного (скорее всего, его не существовало вообще). Первое довольно подробное жизнеописание Нила было создано тотемским дьяком Плешковым только в 1674 году, то есть через 166 лет после смерти сорского отшельника. Следовательно, все остальные «писания о святом» возникли и того позже, а посему носят характер вторичный и по большей части компилятивный.
Монашеский постриг Нил (в миру он был известен под именем Николай «по реклу Майков») принял в середине 1450-х годов в Кирилло-Белозерском монастыре от преподобного Кассиана Спасокаменского, а свое иноческое новоначалие прошел под руководством старца Паисия Ярославова – автора знаменитого «Сказания о Спасо-Каменном монастыре», игумена Троице-Сергиевой обители.
Требовательный к себе «паче инех» (как и преподобный Кирилл Белозерский), Нил, по словам И. К. Смолича, «уже очень скоро не удовлетворяется монастырской жизнью, тем более, что монастырь в это время переживал внутренние неурядицы при новых игуменах по смерти Пр. Кирилла. Быть может, под влиянием этих событий аскетически настроенный инок отправляется на Ближний Восток, на Афон».
Будучи, скорее всего, наслышан о трудах и подвигах таких северных святогорцев, как Дионисий, игумен Спасо-Каменного монастыря и преподобный Сергий Нуромский, Нил принимает решение самостоятельно постичь афонскую премудрость. В Афонском патерике находим такие слова о «преподобном и богоносном отце нашем Ниле Сорском»: «На Святой Горе, как райская пчела, носился он по заоблачным высотам, среди афонских отцов… Плодом его странствования на Святой Горе было изучение правил пустынного уединения, безмолвной молитвы и духовного трезвения… Любимым занятием его было, по собственному признанию, испытывать Божественные Писания, жития и учение святых отцов. Таким образом, преподобный Нил не только изучил умом и сердцем, но и в жизнь и постоянное упражнение обратил душеспасительные уроки богомудрых отцов Антония
