Как, ну как мы могли вляпаться в такое дерьмо?!

Спектакль уже завтра вечером, а я ни черта не готова! И почему меня это вообще волнует?! Я могу умереть в любой момент, а переживаю из-за того, что не справлюсь с главной ролью! Боже… какой бред…

Зачем я только сказала, что знаю сольную партию? Кто тянул меня за язык? Лучше бы брякнула, что мои синяки и ушибы до сих пор дают о себе знать. Конечно, это не совсем так. Выглядит хуже, чем ощущается, но… танцевать с Хейзом?! С самим, мать его, Хейзом?!

И почему никто из парней не выучил соло заранее? Тот же Томми, например. Да, он не заявлен в основном составе солистов, но мог же просто ради интереса разучить главную роль. Я всегда так делала. Пусть и стояла в основном в кордебалете, но знала сольные партии тех спектаклей, в которых участвовала. Может, парням просто не нравится «Ромео и Джульетта»?

– Брукс, соберись, – раздаётся голос Кристофера, и я вздрагиваю. Мы прогоняем второе адажио*, а я… утонула в своих мыслях и застыла в одной позе. – Ты устала? Давай сделаем перерыв.

[*адажио – медленная часть; здесь имеется в виду дуэтное (парное) исполнение; подробнее в глоссарии]

– Не устала, – упрямо цежу я, продолжая стоять в арабеске [поза на одной ноге, когда вторая нога вытянута и высоко поднята назад].

– То есть, если я сейчас отойду, ты устоишь и без опоры?

– Не такая уж и надёжная опора. Почему ты сам решил участвовать? У тебя же травмы, тебе нельзя танцевать.

– Так вот что тебя волнует, – он усмехается и отходит, и я чуть не падаю лицом в пол. – Беспокоишься обо мне?

– Не о тебе, – ворчу я, встав на две ноги и сложив руки на груди. – Просто не хочу грохнуться с верховой поддержки*, если тебя вдруг переклинит. Старичок.

[*когда партнёр поднимает партнёршу на вытянутых руках над своей головой]

Кристофер выключает музыку и поворачивается ко мне.

– Не переживай об этом, Брукс. Я умею чувствовать тело партнёрши. И своё тоже. К тому же, если ты забыла, бережное отношение к балерине – это базис дуэтного танца. Хороший партнёр не тот, кто поможет тебе сделать больше пируэтов или выше других выбросит тебя в воздух, а тот, кто в случае непредвиденных ситуаций поставит твою безопасность в приоритет. И в этом плане тебе не о чем беспокоиться: я ни за что не допущу, чтобы из-за меня пострадала балерина.

– Как благородно! – фыркаю я и направляюсь к своей сумке, чтобы попить воды.

Хейз идёт за мной, тем самым вызывая очередной всплеск злости.

За эти четыре дня он ни разу не заговорил о той ночи. Вёл себя так, словно нас связывает только работа. А теперь вздумал проявлять заботу и лекцию мне читать? Как же бесит!

Откручиваю крышку и за несколько глотков осушаю треть бутылки.

– Ты злишься, – озвучивает Хейз очевидное, встав напротив меня. – И мыслями ты не здесь. Это мешает работе.

– Я просто… У меня в голове не укладывается, как мы можем репетировать какой-то грёбаный балет, когда наши жизни буквально висят на волоске. Я не… Боже, Кристофер! Нам нужно танцевать перед этими… этими… Они же хотят убить нас. А мы должны их развлекать и…

Мой голос срывается, я хватаю воздух ртом. Кристофер кладёт ладони мне на плечи и ловит мой взгляд.

– Лили, я понимаю, что вся эта ситуация чудовищна, но ты должна хорошо показать себя на сцене. Это в твоих же интересах. Если ты понравишься Жнецам, возможно, они не станут…

– Ты хоть сам себя слышишь? – резко перебиваю я его. – Разве солисты, которых ты набрал, плохо танцевали? Нет. Они были идеальны. Но половина из них мертвы, а другие травмированы настолько, что даже в кордебалет встать не смогли. На остров прибыло семьдесят два артиста, а в живых осталось – сорок два! И когда нам ждать своей очереди? Когда они убьют нас? На сцене? Или снова надо будет бегать по всему острову?

Отшвыриваю бутылку в сторону сумки. Хейз молчит, ожидая, что я продолжу. Мне и правда стоит выговориться. Я больше не могу держать всё в себе.

– А где тела, Кристофер? – шепчу, смаргивая слёзы. – Где они? Что Жнецы с ними делают? Никто не видел, чтобы кого-то хоронили. Тридцать человек…. тридцать тел просто испарились. Я не хочу стать очередной забытой жертвой. Я… жить хочу, понимаешь? Вернуться домой, а не танцевать перед кучкой уродов, чёрт возьми! Ты же видишь, всем плевать на спектакль. Все артисты… стали хуже танцевать. Им совершенно не до этого. Но почему… почему мне не всё равно, справлюсь ли я? Почему меня это так волнует? Людей убивают, Кристофер, и нас тоже это ждёт. Так какая разница, завалю я спектакль или сорву аплодисменты? Я… я ужасный человек, да? Слишком тщеславная и заносчивая? Поэтому меня не любят?

– Посмотри на меня, – Хейз берёт моё лицо в ладони. – Бояться – это нормально. Если нет страха, не будет и смелости. Ты справишься, поняла? Ты хороший человек и замечательная балерина. Ты любишь свою работу. У тебя талант, Брукс. И тебя ждёт большое будущее. Я не дам тебе здесь погибнуть. Ты выберешься отсюда живой и невредимой.

– Как ты можешь обещать?

– Потому что знаю: ты вернёшься домой.

Тон его голоса настораживает. Кристофер говорит слишком уверенно, словно теперь знает что-то такое, о чём раньше и сам не подозревал. Вот только… он мне не расскажет. Хоть Кристофер сейчас проявляет заботу, но я чувствую, что пропасть между нами стала лишь больше.

Что-то явно изменилось. Он изменился. Однако я не могу объяснить, в чём подвох. Я даже сама не понимаю, что именно наталкивает меня на такие мысли. Возможно, это всего лишь паранойя и мне мерещится то, чего нет.

– Хотелось бы верить, но… – я вздыхаю, не в силах договорить.

– Просто не сдавайся, – Кристофер проводит костяшками пальцев по моей щеке. – Скоро всё закончится, и ты увидишь родных.

– Ты странный в последнее время, – перевожу я тему и отступаю на несколько шагов.

Разговоры о доме сильно расстраивают меня. Последний раз я звонила маме за