Я понимаю, что отец в шаге от убийства. Все фигуры речи в моей голове на глазах превращаются в явь. А самое ужасное, что и я готов разорвать этого янки на куски и закопать под кленами. Он за минуту облил помоями все, во что мы верим, и безнаказанным уже не уйдет. Весь город через полчаса будет в курсе этой ссоры, и отец ни в коем случае не спустит такое оскорбление. Я кидаю взгляд на Грегори. Он отошел на шаг назад, в темноту, и я уже не могу нормально различить черты его лица, лишь волосы потухшим костром цепляют взгляд. Его поглощает тьма.

Мы вчетвером ведем каждый свою войну. Я за землю, отец – за гордость, Грегори – за свою душу, а мистер Рид – за ненавистное золото. Только судьба и время рассудит, кто из нас прав. Интересно, на какие же уловки пойдет теперь мистер Рид, чтобы продолжить свое сражение?

– Вы, мистер Дюран, такой же, хотя казались куда умнее.

Мой отец открывает рот – возможно, чтобы пресечь вопиющую лесть, – но мистер Рид не позволяет.

– Вы, конечно, управляетесь с револьвером лучше моего, а что насчет лошадей?

Я вижу, как отец чуть ли не задыхается от возмущения. Он занимался лошадьми всю жизнь, научился ездить верхом до того, как ходить!

– Мы провели всю жизнь в дороге и участвовали в десятке скачек. Что думаете, мистер Дюран? Готовы побороться за честь вашего штата там, где вы хвастаете больше всего?

– Да ржавая подкова моих лошадей скачет во сто крат лучше ваших кляч. – Отец качает головой. – На вашем месте я выбрал бы смерть.

– Смерть сама разберется, кого ей прибрать, – холодно бросает мистер Рид, медлит и чуть тише продолжает: – Предлагаю увеличить ставки, раз вам так хочется крови, мистер Дюран. Конечно же, если ваши лошади настолько хороши.

– Валяйте.

– Ранчо, – ровно говорит мистер Рид.

Кажется, в это мгновение мое сердце останавливается.

– Если Колтон одержит победу в скачках, вы отдадите мне ранчо за один цент. – Он ухмыляется, мой же отец стоит с каменным лицом, будто каждый день рискует всем. – Если ваш сын придет первым, то мы уедем из города и оставим сумму в пять раз больше годовой аренды, а Колтона я велю выпороть на площади. И будем квиты.

– Часть, где вы воспитываете своих детей, мне нравится больше всего. – Отец поводит головой так резко, что хрустит шеей.

– По рукам. – И мистер Рид протягивает ладонь.

Мой отец с трудом сдерживает гримасу омерзения, отвечая на рукопожатие. А потом, не глядя на нас всех, велит:

– Вы, трое балбесов, домой. Живо. Потом поговорим.

– Но…

– Франческо. – Он сердито смотрит на меня. – Домой.

А я всего лишь хотел спросить, что нам делать с Грегори? Он остался не при деле. Если мы дикари, а Риды – просвещенные северяне, то кто эта потерянная душа? Разве наша добрая земля не приютит еще одного человека? Почему мне кажется, что за моей спиной умирает надежда, а страх разрастается подобно сорнякам после дождя? Я готов вырывать их руками, до кровавых мозолей, и в грозу, и в зной, чтобы ни одного не осталось. Я не буду перечить отцу, но не могу и бросить вот так Грегори, который поступился семьей ради нас. В буре мыслей я вижу, как Джейден и Хантер покидают бар, как Элис возвращается за стойку, как мистер Рид пытается привести в чувство своих детей… А еще я слышу дыхание Грегори. Он волнуется, я знаю. Секунда решает все. Мой отец делает шаг к дверям, и у меня не больше мгновения.

Грегори стоит с опущенной головой и смотрит себе под ноги, но, будто почувствовав мой взгляд, наконец медленно отрывает глаза от вздувшихся досок. Как мне без слов сказать ему: «Ты можешь вернуться на сеновал через пару часов»? Я на Рее, а у него нет лошади. Пока Грегори доберется до ранчо, я успею поговорить с отцом, утешить Патрицию и хоть чуть-чуть прийти в себя.

Я смыкаю ладони, а потом расставляю пальцы, изображая дыру в потолке нашего сеновала. Господи, надеюсь, Грегори понял. Он кивает и, возможно, впервые за все это время выдыхает.

Мне не хочется оставлять его, но я ухожу.

– Отец убьет нас, – шипит Хантер, едва я выхожу из салуна. – Он не ответил ни на один из моих вопросов. Франческо, он не знает о самом главном… Слухи дойдут до него, и тогда нам крышка! Если он узнает, что именно нашла Патриция и из-за чего вся суматоха, он закопает нас на заднем дворе.

– Не паникуй. – Я оглядываюсь на салун. Мы успели отойти совсем недалеко, на пару кварталов. – Надеюсь, с Грегори все будет в порядке…

– Да что ты заладил о своем Грегори? – хмурится Джейден. – Он разве не один из них?

– Он ничей, Джейден. – Я глубоко вздыхаю и подхожу к Рею.

Он, чудится мне, не отрывает взгляд от салунных дверей. Я отвязываю его, но мой дьявол вдруг начинает ржать и вырываться.

– Прости, сейчас нам надо уйти, – успокаивающе шепчу я, но думаю вовсе не о своем коне. – Мы еще увидимся сегодня, обещаю.

Солнце скрылось. Небо опустело. Семья двинулась домой, а я стою с Реем на месте. Силы вдруг покидают меня.

Подняв голову, я смотрю в небо. Как же хочется дождя, чтобы унесло все: и город, и Ридов, и ранчо, и меня. Я никогда не сталкивался с подобным. С такими подлецами. Весь мой мир трещит по швам и грозится развалиться на части. Потерять ранчо для меня – смерть. Поэтому если они обидят кого-то из нас снова, я лучше порешу их, и пусть меня хоть повесят. Я не отдам им ни горсти моей земли.

Голова клонится вниз, как у марионетки, которой перерубили нити. А потом мои глаза встречаются с глазами Грегори. Он успел выйти из салуна и стоит посреди дороги, за его спиной Риды выползают кто как и бредут к лошадям. Я чувствую, что предаю его. Бросаю, как и остальные, но сейчас выбора нет. Он кивает мне в сторону дороги, призывая двигаться вперед. И я иду.

Я должен спасти ранчо. И я попытаюсь.

* * *

Я сижу на куче сена. Вот все мое эмоциональное состояние. Если бы кто-то подошел и спросил, почему мое лицо такое напряженное, я бы ответил: «А