Численный перевес Ридов дает о себе знать. Распахнув глаза, я вижу нависшего надо мной Колтона, все с той же ножкой стула, на конце которой блестит ржавый гвоздь. Похоже, он решил превратить простую салунную драку в смертоубийство. Сжав зубы до скрежета, я вновь откатываюсь в сторону, уклоняюсь от удара.

– Куда же ты, Франческо, разве не хочешь драться? – яростно кричит Колтон.

И дураку понятно, он ждал этого момента давно. Вероятно, с того дня, когда я скинул его с лошади и опозорил перед всеми. А еще Колтон боится меня, прекрасно понимая, через полминуты нога пройдет, и я откручу ему голову, как штопор – пробку от вина. Вот только, к сожалению, у меня нет времени на передышку.

В какой-то момент я с ужасом осознаю, что загнан в угол – точнее, упираюсь лопатками в пианино. Вот и спета песенка, черт возьми.

Я думаю о том, что Рей расстроится, когда мне продырявят голову ножкой от стула, но спасение приходит откуда не ждали. Или с точностью да наоборот? Грегори быстро, без тени сожаления на лице, обрушивает брату на спину стул. Конечно же, очередной кусок рухляди сразу превращается в опилки. Но Колтону этого хватило за глаза, стулом по горбу мало кто выдержит. Он падает. А Грегори стоит над нами с таким выражением лица, словно зашел в лавку со списком продуктов и решает, чтобы еще купить. Его безмятежность в некоторых вопросах поражает. Без должной нежности он откатывает Колтона в сторону, как мешок с овощами.

– Грегори, ты только что пришиб брата стулом. – Я шепчу это, потому что сила голоса до сих пор не вернулась ко мне.

Грегори, пожав плечами, наклоняется ко мне – тоже побитый, усталый, хмурый. Его волосы кроваво бликуют на солнце, пускающем алые лучи в приоткрытую дверь. Серые глаза блестят и, вторя закату, все сильнее наполняются азартом и решимостью.

– Не позволю. – Его голос хрипит. – Моя семья больше не станет причиной чужой боли.

Последнее он шепчет. Такие вещи нельзя кричать. Это его обещание собственной совести.

Я хватаюсь за его руку и поднимаюсь. Нога еще ноет и пульсирует, но терпимо. Колтон на полу похож скорее на мирно заснувшего младенца, чем на ублюдка, которому зарядили стулом по хребту. Главное, жив, а с другими последствиями мы разберемся. Как и ожидалось, Дюраны взяли вверх, несмотря на численное превосходство противника. Джейден только что пнул в живот лысого. Хантер уже перекинул другого из братьев Грегори через стол. Никогда не думал, что буду извиняться перед Элис за разгромленный салун и бешеные выходки. Но такие ли бешеные для Дикого Запада? Мы пришли восстановить справедливость.

Я опускаю взгляд на Колтона. К сожалению, он точно не очнется в ближайший час, а тащить его кому-то придется. Я вынужден остановить Хантера и Джейдена, иначе выйдет морока: сначала мы побили Ридов, а потом их домой понесем? Черта с два. Только я собираюсь покинуть салун, как двери снова распахиваются. В помещение влетает… отец.

Он окидывает нас таким взглядом, что впору притворяться мертвыми. И это еще не самое страшное. За его спиной стоит мистер Рид и с ужасом рассматривает погром и своих побитых сыновей. Запоздало припоминаю, что отец собирался в город еще днем. Досадный факт.

– Так, – медленно начинает отец. – Звереныши, а ну попытайтесь объяснить, какого черта вы здесь устроили? Джейден, Франческо, вы бесы, еще понимаю, но Хантер! Ты-то куда?!

Первым отец настигает Джейдена и отвешивает ему такую затрещину, что брат чуть не улетает за одним из поверженных Ридов через стол. Хантер впервые за день вспоминает, что у него есть мозги, и отбегает в сторону. Взор отца тем временем обращается на меня и на Грегори, который, вот же чудак, встал впереди.

– Франческо? – ревет отец. – Это же ты, да?

– Да, я! – признаюсь я громко, удивляясь тому, что почти сумел перекричать стук своих зубов.

Я уважаю отца и не смею перечить ему, но ведь он в неведении по поводу Патриции. Знай он, как плюнули на нашу честь, – уверен, с радостью бы присоединился к разборкам. И сейчас он все поймет.

– Выслушай меня! Это Риды, Риды подожгли наше поле и выпустили овец!

– Что?! – Отец уже и не знает, куда направить гнев. Он смотрит на мистера Рида таким испепеляющим взглядом, что тот отступил на шаг. – А ну-ка постарайтесь объясниться! О чем таком говорит мой сын?!

Мистер Рид чуть бледнеет, но оправдывается твердо:

– Это клевета, мистер Дюран. Мальчик просто переживает за наш договор, вот и все. Нет никакого смысла поджигать ваши поля и кормить койотов овцами!

Вот только я вижу испарину на его лбу и до боли закусываю нижнюю губу, чтобы не начать сыпать проклятиями. То, что Грегори выбрал нашу семью, предупредил об обмане… Это точно не входило в планы мистера Рида. Я мог бы объяснить отцу, откуда все узнал, но не имею никакого морального права сам выдавать нашего внезапного союзника.

– Прекрати, отец… – Пока я трясусь от гнева, шепот Грегори летит по салуну. – Я слышал разговор братьев. Вы подожгли поля и выпустили овец, чтобы мистер Дюран был вынужден продать вам ранчо, да еще по цене ниже оговоренной.

От того, как резко захлопывается рот мистера Рида, все во мне торжествует. Правда, с этой минуты у Грегори нет фамилии, нет рода… но не уверен, что потерять подобное клеймо ужасно. Это скорее освобождение. Грегори горько продолжает:

– Я никогда не думал, что, проделав такой длинный путь в проклятой телеге мы… нет ты! Ты пойдешь на такую низость! Захочешь погубить одну из самых честных семей в Калифорнии.

Повисает тишина. Жаль, недолгая.

– Значит, это правда, – шепчет мой отец. А в следующую секунду, стремительно подступив, бьет мистера Рида по лицу.

Удар намного слабее, чем может позволить себе человек, своими руками возделывающий поля. Так бы мерзавец присоединился к Колтону на полу. По салуну гремит крик:

– Мой сын чуть не сгорел в пожаре! Второй чуть не задохнулся! – Отец хватает мистера Рида за ворот сюртука. – Выродок! Твой! Твой сын чуть не пострадал в пламени, и такова цена моего ранчо? Жизнь наших детей? – Это он говорит уже тише, но веет от него угрозой. Статус и возраст не дают ему устраивать такие драки, как нам с братьями. – Франческо. – Он обращается ко мне. – Лично вобьешь каждый гвоздь в новые стулья и столы здесь.