– Отец… – Я, ободренный похвалой, выступаю вперед и сжимаю кулаки. Есть вещи, которых он пока не знает. – Это не все, с чем нам нужно разобраться. – Я готов кинуться на мистера Рида в любую секунду. – Колтон окрутил Патрицию, чтобы узнать о… – Я осекаюсь: не время разговаривать с отцом про золото. Меня прошибает ледяной пот. Страшно. Что подумает отец, а главное, что сделает после того, как узнает?

– Что значит окрутил?! – ревет отец, к счастью, не заметив заминки.

– Он…

Я знаю: никого и никогда в жизни отец не защищал так яростно и безрассудно, как свою жену и единственную дочь. После смерти матери он стал уделять Патриции все свое время, зная: мы-то, три здоровых лба, не пропадем. Следующей фразой я разрушу репутацию Ридов в Коттон-Тауне раз и навсегда. Я чувствую себя почти всемогущим: наконец-то. У меня получится – защитить дом, отца, братьев, сестру… И, наблюдая за тем, как постепенно приходит в себя Колтон, как кружатся пылинки в закатном солнце, как тяжело и часто дышит мистер Рид, я говорю:

– Он пообещал Патриции жениться на ней. Ухаживал, всячески добивался расположения. Боюсь предположить ради чего.

Взгляд мистера Рида начинает метаться с меня на Колтона. Он в ужасе, не понимает, к чему я веду. Да, краски я сгустил, ну и плевать. Конечно же, он в первую очередь переживает за золото – не за Колтона, не за Патрицию. Жадный ублюдок.

– То, что я застал их в первый раз на сеновале, – может, и пора заткнуться, но я не могу, мной все еще владеют гнев и уязвленная гордость человека, которого чуть не лишили дома, – говорит само за себя! Что бы было, если бы я не появился? Отец, их нужно гнать взашей! Желательно поколотить!

– С последним ты уже и без меня справился, – холодно бросает отец и начинает поворачиваться к мистеру Риду, который судорожно о чем-то думает.

Меня тянет за рукав Грегори, привлекая внимание. Я пытаюсь отмахнуться, но он слишком настойчив. Я разворачиваюсь к нему, чтобы шикнуть и призвать оставить меня в покое на пару минут, но испуганное выражение его лица отрезвляет меня. Кажется, он пытается предупредить меня о чем-то?

– Я даю вам сутки, чтобы убраться восвояси, – продолжает тем временем отец. – Не хочу видеть ваших поганых рож в городе. Твой сын принесет публичные извинения перед Патрицией, и я подумаю над тем, чтобы не пустить в него горсть дроби. – Отец пугает своим спокойствием. – Такую грязь на Диком Западе не потерпят. Здесь умеют себя защищать и знают цену чести.

То в каком бешенстве он влетел в бар и как говорит сейчас, – небо и земля, голос ледяной. Но и мистер Рид уже заметно успокоился и весь подобрался.

– То есть я правильно вас понимаю, мистер Дюран, – начинает он вкрадчиво, – что наши дети вносят смуту в умы взрослых и не позволяют держать слово, превращают слухи в порочащие имя слова? Таков ваш штат? Это ваша гордость?

– По нашим законам, я должен вызвать вас на дуэль, мистер Рид, но из уважения к вашей почившей жене, да и к моей, если честно, я предлагаю вам просто покинуть город. – Отец останавливается на мгновение. – А перед этим извиниться. Я два года не стрелял по людям, однако уверяю вас, этот навык въедается под кожу. Даю вам минуту, чтобы взять слова насчет нашего штата назад. Иначе он покажет свой дух на примере.

– Нет никаких доказательств, что мы подожгли ваше ранчо, кроме слов Грегори, подлеца, подставившего всю семью. – Мистер Рид говорит о сыне так, будто его и нет на белом свете. – Две горячих головы не поделили девушку, вот и подрались! Колтон всегда был на шаг впереди Грегори, вот он и захотел поквитаться.

Я не смотрю на отца, но чувствую тень его сомнения. Я уже готов взлезть в разговор, заведомо зная, что получу по шее, но не успеваю. На этой наглой лжи – о девушке, которую Грегори и Колтон якобы делят, – мистер Рид смотрит на меня. В его глазах горит угроза. Вот о чем меня предупреждал Грегори недавно – со мной могут и расправиться. Грегори пытался оттянуть меня подальше от двух спорящих взрослых, чтобы мистер Рид не сунулся ко мне… Увы, я не такой смышленый, особенно, когда пылаю от ярости.

– Вероятно, это я должен вызвать вас на дуэль, мистер Дюран. – От слов мистера Рида я резко вздыхаю, и мир вокруг предательски кружится.

Нет. Его мысли, его планы останутся при нем, он никого не тронет, пока есть возможность получить желаемое более легким, менее шумным путем. Слишком он хитер и осторожен, чертов янки. Но он не сдастся, и я знаю причину. Золото.

Единственное, о чем мечтает человек, охваченный жадностью и ослепленный блеском, – это еще больше золота. Да что там, я видел, как горели глаза даже у моих братьев, когда это слово хрусталем разбилось о стены нашего дома. Ну почему только я вижу в золоте больше угрозы, чем спасения? Как будто только мне известно, почему Колтон стал обхаживать сестру, почему Риды не сидели на месте, почему они хотят выкупить ранчо. Но отец прав. Нас так просто не взять. Дикий Запад даже более горд, чем Юг. У нас есть воля, и эта воля спрятана в нашей земле, реках, горах.

– Мистер Рид, вы соскучились по своей покойной жене? Вы когда в последний раз видели револьвер? Пожалейте своих сыновей. – Мой отец усмехается. Не могу понять, то ли ярость его отступила, то ли, наоборот, он прямо сейчас прихлопнет мистера Рида. – Я даю вам последний шанс убраться. Повторять в третий раз не буду.

– Вы, мистер Дюран, ослеплены гордыней, – шипит мистер Рид. Он унижен, но глаз не отводит. Его следующие слова сочатся ядом: – Однако мне ясно видно, как вы бравируете. Кичитесь своей силой, боитесь признать слабости.

Вот что он задумал. Его цель – уязвить нашу гордость… гордость. Я открываю рот, чтобы вмешаться… но как? Калифорния, дикая, вольная, богатая – и мой дом тоже, я не собираюсь слушать насмешки янки.

– Я путешествую по Америке много лет, – тихо продолжает мистер Рид. – Больше лет, чем вашему старшему сыну, мистер Дюран. И уже трижды связывался с такими дикарями, как вы. И с южанами, и с вашими соседями поближе… Штаты меняются, а ваша гордыня нет. Язык честного американца не повернется назвать это гордостью. Фрукты, кобылы, металлы, хлопок, табак, сахар… Вам кажется,