как только полетела молва, жадные до денег люди кинулись на разведку. Конечно же, тот, кто первый доедет до благодатных земель, получит самую большую часть прибыли. Однако Ридам не повезло. Большая часть той реки, куда, по всей видимости, вымыло золото из залежи – наше ранчо. Еще бы понять, откуда его так много и где копать. Действовать как Лопес – явно не очень хорошая затея. Патриция разок поступила иначе и нашла несколько самородков. Уверен, ублюдок Колтон наговорил ей много сахарных вещей, от которых мозги сестры перестали работать. Конечно же, Колтон пообещал ей и денег дать, и позволить нам остаться на ранчо, и всего того, что нормальные люди предлагать не станут. Она прыгнула за птицами, а в итоге разбилась о скалы. И… она нашла золото. Эта мысль до сих пор не укладывается в голове.

– Я про сверкающее, Франческо. – Я слышу, как он запыхался.

– Грегори, сейчас речь не об этом. Дальнейшие планы обсудим потом. – Я прищуриваюсь: мы почти подошли к салуну. Лошадей мы предусмотрительно оставили за пару улиц отсюда, у знакомого. – Мы на месте. Не пойму, это лошадь Колтона? Не узнаешь лошадей своих братьев?

– Да. Их тут четверо, – шепчет Грегори, глубоко вздохнув. Однако ничего не говорит, знает: бесполезно.

Мысли о золоте на самом деле преследуют меня роем пчел. Каждая только и мечтает вонзить жало в остатки моего мозга. Стоило Патриции показать пару самородков – и, кажется, я увидел, как рушится моя жизнь. Все… все, уже ничего не надо: ни хлопка, ни овощей, ни животных – ничего. Несколько кусков золота могут заменить месяцы напряженной работы, а учитывая, что никто не копался в наших землях основательно, здесь, вероятно, много спрятано. Мистер Рид предложил нам сумму, в двадцать раз превышающую аренду земли! Огромные деньги, а Колтон только-только начал втираться в доверие к сестре. Поразительно, насколько они с Грегори разные. Приходил ли к нам Колтон с желанием уже тогда очаровать Патрицию? Уж навряд ли Грегори сидел на куче компоста и поджидал меня. Чистое совпадение. С другой стороны, кто-то отвел меня от проклятия, и золота я не видел в глаза.

– Стой позади, – бросаю я тихо, толкая двери.

Шумный мир, полный пьяниц и перестукиваний посуды, замолкает. Только Элис смотрит на меня и улыбается, помахав рукой. Городок у нас небольшой, а слухи похожи на чуму. Стоило Колтону отказать Патриции так скандально – и вот, прошло полдня, но каждая псина блохастая в курсе. Не моргая, я смотрю на шайку Ридов. Я не обращаю внимания на то, как здоровые мужики бросают деньги на столы, спеша покинуть салун. Не знаю, до каких размеров разрослись сплетни и кто там прав, кто виноват, однако всем известно – кровь Дюранов горячая, как жаровни кузнеца. Всем, кроме Ридов. Считаю, это их главная проблема. Прежде чем поступать так отвратительно с самой милой и прекрасной девушкой во всех Штатах, стоит вспомнить, кто ее родственники. Улыбка Элис тает на глазах. Ей повезло, она еще не наслушалась яда от чужаков. Сейчас меня беспокоит мысль, о чем они вообще думали?

Салун опустел. Элис решительным шагом покинула стойку и скрылась в доме. Я искренне надеюсь, что наш пьянчуга шериф и сегодня не отлипает от бутылки и игнорирует проблемы городка. С таким стражем закона самосуд – нередкое явление. Остались только мы и Риды, которые самым наглым образом сидят в центре помещения. Я облизываю губы, прикидывая, в кого мне лучше сначала вцепиться. О… они еще и без оружия. Тем лучше. Просто прекрасно.

– Ах ты рыжая крыса, Колтон! – рыкаю я. – Я тебе нос сломаю так, что его впору будет отрезать! Плевать, что вы подожгли наши поля… – Я набираю воздуха в грудь и ору так, что стаканы дрожат: – Но за сестру, ублюдок, я тебя в землю закопаю! Встань и посмотри в мои глаза!

Я делаю шаг вперед. Риды почему-то не реагируют. Хорошо, не гордый, сам подойду.

Я выше Колтона на полголовы. Из всех Дюранов я самый крепкий. Джейден и Хантер всегда работали слегка из-под палки, я же рвался в поля сам – копать, сгребать, носить. Бегал, плавал, влезал в драки с мальчишками. А уж сколько сил и выносливости нужно для работы с лошадьми! К тринадцати годам моя спина стала шире, чем у любой лошади, и я мог выломать дверь с полпинка. Да и смелости мне было не занимать.

Грегори, конечно же, не последовал совету и тоже зашел в салун, но стоит позади нас. Его рука сжимает мое плечо, стоит мне ринуться вперед. Желание поднять мерзавца за шиворот и припечатать головой об стол невыносимо. Они что? Собрались праздновать победу над нами? Я пытаюсь стряхнуть руку Грегори, но тот впился намертво.

Гнев все сильнее: Колтон сидит ко мне спиной и будто не слышит угроз. Сил терпеть уже нет, поэтому я все-таки отпихиваю Грегори, в два шага оказываюсь рядом с Ридами и, не успевает Колтон среагировать, бью по ножке его стула. Та отлетает в сторону. Мне-то известно, что качаться на гнилых, старых стульях Элис опасно для жизни. Нога ноет от боли, но игра стоила свеч: рыжая крыса распласталась на полу и наконец соизволила на меня взглянуть. Смотрят, пока не двигаясь, и его родственнички. На несколько мгновений повисает тишина.

– Колтон, я же по-хорошему сказал, снизойди до меня, – говорю я так нежно, что у самого мурашки по коже. – А теперь живо рассказывай, чем для тебя недостаточно хороша моя сестра? Давай, жду внятных ответов, прежде чем раскрошу твой череп.

Но таким уж напуганным он не выглядит. Сплевывает кровь с разбитой губы и с омерзением бросает:

– Тем, что с таким же успехом она, блохастая шавка, будет вешаться на любого кобеля поблизости…

На мгновение я теряю дар речи: не ожидал от этого хлыща таких смелых слов. Он самоубийца или безумец? К сожалению, ответ находится быстро: Колтон хватает обломок стула и с силой бьет им прямо по моему колену. В глазах вспыхивают звезды, которым и ночное небо позавидует. Задыхаясь от боли, я теряю равновесие. Остальные Риды вскакивают, явно готовясь меня добить. Но Джейден с Хантером уже несутся на помощь.

Хантер ударом ноги подсекает кудрявого парня, имени которого я отродясь не слышал, а Джейден сцепился с лысым. Грегори как-то упоминал о нем, но есть ли в мире информация более бесполезная? Тем временем я пытаюсь откатиться в сторону. Боль сковала не только мое тело, но и разум. Я совсем