раз не спеша. И, разморившись в тепле, я незаметно засыпаю. Пробуждаюсь от его голоса. Не сразу понимаю, что он говорит не со мной, а со своей Соней по телефону.

— Сонь, все со мной в порядке, не переживай… Да, уже еду… где-то через час буду дома…

Кручу головой по сторонам, пытаясь сообразить, где мы. Оказывается, уже совсем близко. Минут через десять будем на нашей улице. И тут меня пронзает мысль: ключи от дома остались в куртке! Я всегда их там держу, потому что в сумке никогда ничего с первого раза отыскать невозможно, а в кармане — пожалуйста.

Черт! Как же так? У меня внутри аж холодеет. В отчаянии я начинаю перетряхивать сумку. Вдруг по какой-то невероятной случайности я туда закинула ключи. Но увы…

Смолин поглядывает на мою возню, но ни о чем не спрашивает, а я не решаюсь сказать ему, что не смогу попасть домой. Как назло, я и у тети Нелли с Денисом вчера забрала запасные ключи, раз уж с мамой сидеть не надо. Впрочем, я могу к ним напроситься на ночь, только вот в подъезд бы еще попасть… Можно, конечно, позвонить Дэну, но он увидит, с кем я приехала и тогда… Хотя я могу набрать его после того, как Смолин меня высадит и уедет.

Да, так и сделаю. А пока напишу ему, подготовлю, чтобы не упасть как снег на голову.

«Привет! Ты дома?» — быстро набираю сообщение.

«Не-а. А что такое?» — отвечает с небольшой задержкой Денис.

«А скоро дома будешь?».

«Ну, пока не собирался. Мы тут с пацанами зависаем у Кирюхи. У него предки отчалили в Тай. У тебя что-то срочное?»

«Да вот хотела к тебе в гости».

«Блин, Жень, давай в другой раз? Давай завтра?»

«Дэн, я домой не могу попасть. Ключей нет. Думала, у вас переночую».

На этот раз Денис совсем не торопится с ответом. Мы уже сворачиваем к нашему дому, когда от него наконец приходит сообщение.

«Жень, давай ты лучше к Кирюхе подъедешь? Он на Второй Железнодорожной живет. Я тебе скину адрес. Потусим вместе. Мне домой сейчас просто вообще не в тему. Мы же не чай тут пьем. Мамка спалит. Орать будет. Жду тебя, короче, здесь».

Я даже ничего ему на это отвечать не хочу, просто убираю телефон в сумку. И в тупой прострации пялюсь перед собой в окно. И мы как раз подъезжаем к нашему дому.

— Что-то не так? — интересуется Смолин.

Сказать или хватит с него на сегодня?

Все-таки говорю:

— Ключи от дома в куртке…

Качнув головой, он издает смешок.

— Все у тебя, Гордеева, не слава богу. И что, дома никого нет?

— Никого.

С полминуты Смолин молчит, видимо, что-то обдумывает. Потом берет телефон и звонит кому-то.

— Сонь, короче, я сегодня домой не приду… ну, извини… так получилось… Да, все со мной хорошо… Точно… Нет, утром сразу в гимназию оттуда поеду… Не скучай… Уроки поделай для разнообразия, — смеется он. — Ладно, пока. Спокойной ночи.

Последние слова Смолин произносит с неподдельным теплом, даже слышать непривычно. Затем он убирает телефон и, развернувшись, выезжает со двора.

— Ты куда?

— Поедем ко мне. Что с тобой делать? В смысле, не ко мне домой, а в старую квартиру. Да ты там уже была, — хмыкнув, припоминает он.

— Нет, не стоит. Спасибо, конечно, но…

— Есть другие варианты?

— Просто… — начинаю я, но замолкаю на полуслове. Не знаю, как выразить свою мысль, но переночевать у Смолина — это для меня что-то абсолютно немыслимое.

— Не волнуйся, фоткать тебя больше не буду, — с усмешкой говорит он, выезжая на дорогу.

— Мне просто… не по себе.

— Ты боишься, что я буду к тебе приставать? — искренне изумляется он. И тут же цепляет на себя знакомое насмешливо-высокомерное выражение. — Вот за это вообще можешь не переживать, Гордеева. Уж тебе это точно не грозит. Ты не в моем вкусе.

На языке крутятся колкости, но я ничего ему не отвечаю. Благодарность заставляет помалкивать. Все-таки он готов меня приютить, хотя я даже не просила.

На самом деле приставаний со стороны Смолина я совершенно не опасаюсь. Уж скорее это он от меня отшатнулся бы, если б мне вдруг в голову пришла безумная идея поприставать к нему.

Просто рядом с ним мне неловко. Это не страх и даже не совсем смущение. Это что-то трудно поддающееся определению. Какое-то непонятное напряжение, которое держит меня в тонусе. Вибрирует где-то внутри. Не дает расслабиться ни на секунду. А ещё делает кожу сверхчувствительной даже к его взглядам.

До его дома мы едем в молчании. Но это молчание громче и красноречивее любых слов. Оно давит и накаляет до предела воздух, ситуацию, нас самих. И что бы Смолин ни говорил, он тоже это чувствует.

Поэтому в лифте мы стоим по разным стенкам и друг на друга даже не смотрим. Поэтому же и потом, нечаянно столкнувшись в темной прихожей, шарахаемся в стороны, словно от удара током…

45. Стас

Еще в дороге понимаю, насколько это безумная затея тащить Гордееву к себе. Это даже не игры с огнем, это уже, скорее, хождение по канату над пропастью. Без всякой страховки.

Хорошо хоть она не знает, как меня от нее уносит. Нет, хорошо, что никто этого не знает.

И не узнает.

Только с самим собой что делать?

Пока в больнице лежал, измаялся весь, чуть не свихнулся. Как кино на повторе, тысячу раз в уме прокручивал тот день, точнее, те несколько минут, когда она была у меня в палате, когда касалась меня, поправляя одеяло. И в воспаленном мозгу я уже сам додумывал, дорисовывал, что было дальше. Там, в моих фантазиях, она не просила за своего быдловатого дружка, а я ее не прогонял, там она пришла именно ко мне, и мы… Черт!

Увлекшись, лишь в последний момент замечаю, что проскакиваю на красный. Слава богу, дорога пустая. Вот только в аварию попасть для полного счастья не хватало.

Стараюсь больше не думать о ней. Но как не думать-то, когда она вот, рядом? Когда от ее запаха плывет мозг? Когда от ее близости кровь аж гудит?

Все равно надо как-то не реагировать. И так чуть не спалился в этом дурацком шкафу. И вот снова, пожалуйста… Едва я вспоминаю, как мы там жались друг к другу, как ее горячее дыхание щекотало мне шею, так тут же накрывает…

Но я вовремя себя