Шрифт:
Закладка:
Смолин выбирается наружу, цепляясь за карниз. Находит ногами опору и потихоньку спускается. Я буквально ложусь животом на подоконник, глядя вниз и испуганно шепчу:
— Стас, пожалуйста, не делай этого! Я боюсь за тебя!
Он поднимает ко мне лицо. Смотрит прямо в глаза, так выразительно, так пылко, словно я не простое человеческое беспокойство проявила, а призналась ему в личной симпатии. Но от его красноречивого взгляда я смущаюсь.
— Не бойся, Гордеева. Все будет хорошо.
— У тебя же такие травмы были! Тебе беречься надо.
— На пенсии поберегусь, — улыбается он.
Безумец!
Не дыша, с ужасом слежу, как он повис, а затем начинает переставлять по решетке руки ниже и ниже. И только когда спрыгивает на землю, выдыхаю.
44. Женя
— Ну всё, давай, Гордеева! — негромко, но отчетливо говорит Смолин, махнув рукой.
Сует руки в карманы и идет вдоль здания, скрываясь в тени. Только белая рубашка его выдает. Я смотрю, как он удаляется, как заворачивает за угол, как полностью исчезает из вида.
Он просто ушел и всё…
Меня вдруг охватывает разочарование. Или обида? Говорю себе: а чего я, собственно, ждала? Что Смолин кинется меня выручать? После того, как я опозорила его драгоценную сестру? После того, как Дэн страшно избил его и унизил? Глупо было даже думать о таком. Другой бы еще позлорадствовал, а этот просто ушел. Но все равно так обидно, прямо плакать хочется.
Распускаться я себе, конечно, не даю. Глушу ненужные эмоции и заставляю себя думать о вещах поважнее. Например, как мне теперь отсюда выбираться? Тоже через окно? Но я-то точно не Бэтман. Сорвусь обязательно. Или, может, всё не так страшно?
Я снова ложусь животом на подоконник и высовываюсь наружу. Меня тут же обдает ледяным ветром. Он завывает, свистит в ушах, пронизывает насквозь как иглами.
Черт, холодно-то как! И минуты не прошло, а у меня уже зуб на зуб не попадает.
Свесив голову, пытаюсь прикинуть, насколько опасен и труден будет путь на землю. И ясно понимаю, что подобный подвиг мне не по плечу. По-моему, у меня даже роста не хватит, чтобы, повиснув на карнизе, достать ногами до решетки.
Остаться здесь на всю ночь и быть пойманной утром как какой-то воришка-неудачник — так себе, конечно, перспектива. Впрочем, тогда я доделаю начатое. Раз уж все равно попадусь, так хотя бы, может быть, получу то, за чем сюда пришла. А если это удастся, то плевать на всё остальное.
И тут вдруг слышу, как щелкает замок и отворяется дверь.
Темноту директорского кабинета теперь слегка рассеивает желтый свет из приемной.
— Гордеева! — восклицает с порога Смолин. — Ты что творишь? С ума сошла? Быстро слезь с окна, ненормальная!
Я, опешив от его внезапного появления, спрыгиваю с подоконника. Смолин быстро подходит к окну и закрывает створку. Потом поворачивается ко мне и окидывает ошалевшим взглядом.
— Гордеева, ты совсем умом тронулась? Куда ты полезла? Шею свернуть захотела? — возбужденно выпаливает Смолин, едва не кричит на меня.
— Я думала, ты ушел, — сдерживая улыбку, говорю я.
Хоть он и грубо покрикивает на меня, но я, неожиданно для самой себя, очень обрадовалась, что Смолин за мной вернулся. Такое на душе облегчение…
— Уйдешь тут с тобой, — хмурится он. — Нет, ну надо же быть такой дурой! Как тебе это только в голову пришло?
— Ну тебе же пришло.
Он бросает на меня снисходительно-высокомерный взгляд, мол, ты уж меня с собой не сравнивай, кто ты, а кто я. Но ворчать прекращает.
— Всё, идём отсюда скорее, пока там бедный Валера инфаркт не словил. Еле выпросил у него ключи.
Мы вместе выходим из кабинета. Смолин запирает его на ключ, а затем и приемную, перед уходом везде выключив свет. Спускаемся в фойе — там нас ждет молодой охранник, и он действительно явно нервничает.
— Там все в порядке? Вы там ничего не натворили? Не разбили, не наследили? Всё закрыли? Свет не горит? — обеспокоенно частит он, забирая у Смолина ключи. — Проблем, надеюсь, никаких не будет? Стас, сам понимаешь, если что не так, меня отсюда пинком под зад…
— Успокойся, Валер, все закрыли, все в порядке, — заверяет его Смолин.
— А у меня еще сумка осталась в аудитории, — подаю я голос. И оба смотрят на меня с таким выражением, что хочется сквозь землю провалиться.
— В какой аудитории? — раздраженно спрашивает Смолин.
— Я на литературе оставила вещи…
— Валер, пустишь? Мы быстро, — просит он охранника.
Тот, всем видом показывая, как сильно ему этого не хочется, помедлив, все же достает ключ и передает его Стасу.
— У вас две минуты, — сердито говорит он.
Мы чуть ли не бегом поднимаемся опять на второй этаж. Смолин меня запускает, но на своем месте я сумку не нахожу.
— Ее тут нет… но я точно помню, что здесь ее оставляла, — говорю ему.
— Ну, убрали куда-нибудь. После нас тут же еще уроки были. Ищи быстрее.
Он прав — нахожу свои вещи на подоконнике. Хватаю и выскакиваю из аудитории.
— А куртка? — вспоминаю я. На улице совсем не лето.
— Без куртки придется. От гардероба у Валеры нет ключа. Я уже спрашивал. Да нам только до парковки добежать, а там я тебя довезу до самого подъезда.
Едва мы выходим на крыльцо, охранник с грохотом запирает за нами двери. И мы со Смолиным припускаем со всех ног к его машине. Но я все равно успеваю продрогнуть до костей. Холод стоит собачий! Даже снег немного пробрасывает.
Никогда прежде я не заскакивала в машину с таким нетерпением, как сейчас.
— Замерзла? — спрашивает Смолин.
Я даже ответить не могу и просто киваю, хотя это и так очевидно. Сижу, обхватив себя руками, трясусь как в лихорадке и выстукиваю зубами чечетку.
— Сейчас согреешься.
Смолин включает печку, и постепенно становится тепло, даже жарко.
— Стас, — обращаюсь к нему, как только снова могу нормально говорить. — Спасибо тебе огромное.
Губы его, дрогнув, поджимаются. Вижу, что он пытается сдержать улыбку. И ему это почти удается. Он даже отвечает с напускным равнодушием:
— Было бы за что.
— А по камерам не увидят… ну, что ты из окна вылез? Что мы к директору заходили?
— Записи смотрят, только если что-то случается. Ну и в реальном времени за нами палил только Валера.
— А почему он тебе на звонок не отвечал?
— Да просто от… в туалет ходил. Не переживай, Гордеева, никто не узнает про наши приключения.
Едет Смолин в этот