Несколько раз сбиваюсь и начинаю снова.

На восемьсот двадцатой секунде уже не знаю какого захода, она, немного повозившись, поворачивается на живот. А вскоре начинает тихонько посапывать. И я понимаю — уснула. Напряжение слегка отпускает. Но не настолько, чтобы уснуть самому.

Восемьсот двадцать один, восемьсот двадцать два…

Скорее бы утро. Отвезу ее и Милоша в гимназию и поеду домой.

Восемьсот тридцать четыре, восемьсот тридцать пять…

На следующей неделе она отправится на олимпиаду. Может, тоже поехать? Я, конечно, уже послал Арсения, но кто мешает передумать?

Ненавижу математика — это последняя мысль, которую я запоминаю, закрывая глаза. А когда их открываю — уже утро.

Встаю — Гордеевой рядом нет. Встревоженно прислушиваюсь и выдыхаю. Она плещется в ванной. Вообще-то даже хорошо, что ее сейчас рядом нет. Видок с утра у меня еще тот.

Потом иду в гостиную, пытаюсь растолкать Милоша. Но тот, не открывая глаз, только мычит в ответ и отмахивается. Скидываю его с дивана, но тот продолжает спать на полу как ни в чем не бывало.

Тут уже и Гордеева выходит из ванной. Буркнув «привет», заскакиваю туда сам. Почему-то даже в глаза ей не смотрю при этом. Сам не знаю, откуда эта утренняя неловкость, ничего же не было.

Зато Гордеевой хоть бы что. Выхожу — она уже на кухне кофе пьет с печеньем. И мне предлагает. Настроение, гляжу, у нее веселое.

— Ну что, не нарушала я твой сон своим храпом? — спрашивает с невинным видом, а у самой глаза смеются. Только мне не до смеха и не до шуток. Наливаю себе кофе и сажусь за стол напротив нее.

— Кто-то проснулся не в духе?

Бросаю на нее угрюмый взгляд и ничего не отвечаю.

— Слушай, а как мы теперь будем?

— В каком смысле? — не понимаю ее.

— Ну, как? После сегодняшней ночи ты, как честный человек, обязан на мне жениться. Тем более Милош свидетель. Ну что, когда скажем всем, что мы теперь вместе?

— Что? — зависаю я.

Физиономия у меня, наверное, в этот момент просто атас, потому что Гордеева, взглянув на меня, начинает в голос смеяться.

— Ой всё, выдохни! Я же просто шучу. Видел бы ты себя! Я, конечно же, другое имела в виду. Как мы будем общаться в гимназии? Вы же мне бойкот объявили и все такое. Я к тому, что пойму, если мы, как и раньше, не будем общаться, не будем здороваться… У тебя же сестра, Яна. Да и весь класс… Милош, конечно, видел, но ты, наверное, с ним уж как-то договоришься. В общем, я, если что, без обид… Давай будто ничего не было. В смысле, меня тут будто не было. И ничего не изменилось.

Я долго не отвечаю. Я об этом даже и не думал, но сейчас зацепился за последние слова.

— А на самом деле… что-то изменилось? — смотрю на нее напряженно.

Теперь она выдерживает паузу, тоже глядя мне в глаза.

— Ну, для меня — да, — говорит наконец и уже без всяких смешков. И смотрит тоже серьезно. У меня сразу сердце задергалось. Однако я еще и переварить эти слова не успеваю как следует, как она тут же добавляет: — Я тебе очень благодарна, Стас. Я думала, ты… В общем, я считала тебя конченным подонком. А ты не такой. И друг ты хороший. Я бы хотела иметь такого друга.

И главное, казалось бы, чего расстраиваться? Я же не собирался с ней мутить. Да я с ней даже общаться не собирался, но вот такой однозначный отсыл во френдзону… это как холодный душ.

— Угу, спасибо, — невесело говорю я.

— Нет, правда, ты очень классный друг, — глядя на мою кислую мину, она начинает вдохновенно убеждать меня, — надежный такой… Я бы с тобой в разведку пошла. И знаешь, если вдруг тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, ты скажи… Я для тебя тоже обязательно сделаю, что могу.

— Удали видео с Сонькой.

Теперь, похоже, скисает она. Но тем не менее отвечает:

— А ты удали мою фотку.

— Не вопрос, — соглашаюсь я.

Достаю айфон, открываю галерею и у нее на глазах отправляю этот бесценный кадр в корзину.

Гордеева тоже удаляет Сонькино видео из телефона и из облака. И сама же говорит:

— Оно у меня еще на компе есть. Удалю, как дома буду. Обещаю.

— Вот мы и зарыли топор войны. Ну что, Гордеева, за мир и дружбу? — подношу свой кофе к ее кружке и слегка задеваю краем. Она мне улыбается. А я чувствую себя бессовестной скотиной, потому что знаю, что сегодня же восстановлю ее фотку…

В гимназию приезжаем минут за двадцать до начала уроков. Гордеева хотела пораньше, пока никого нет, чтобы наше появление вдвоем осталось тайной. Но мы застряли на полпути в пробке, так что приезжаем в самый разгар.

На улице пробрасывает мелкий, колючий снег. Вся парковка заметена белым и располосована уже припорошенными следами шин.

Подаю свой пиджак Гордеевой. Она сначала отнекивается, типа, палево.

— Да что уж теперь. Все и так видели, как мы приехали.

Она накидывает его на плечи, прихватывает лацканы рукой, и мы вместе идем к центральному входу на глазах у изумленной публики.

47. Стас

Все, кто стоит на крыльце гимназии, как один, поворачиваются в нашу сторону. И у всех такие лица…

— Стас, — обращается ко мне Гордеева, — не говори, пожалуйста, никому, что я у тебя ночевала. Ведь черт-те что подумают… А я не хочу сплетен.

— Неужели кто-то заскромничал? А как же «давай объявим всем, что мы теперь вместе»? — не могу удержаться я. Но тоже нашел кого подкалывать…

Гордеева бросает на меня насмешливый взгляд и, не моргнув глазом, соглашается:

— Ну, окей. Может, тогда я тебя под руку возьму? А лучше сразу обнимемся для достоверности? Пока все смотрят. И даже объявлять ничего не придется.

Она приостанавливается и смотрит на меня с вызовом, как будто ждет, что я сейчас ее реально обниму. И ведь понимаю прекрасно, что она не всерьез, что просто дразнит меня, но стою как дуб, хлопаю глазами и не знаю, что сказать.

— Ну!

— Пошли уже, — выдавливаю из себя.

Иду первый, она, усмехнувшись, следом.

— Ну а что тогда говорить, если спросят, почему мы вместе приехали? — спрашиваю ее.

— Ну, скажи, что подобрал меня по пути. Будто я автобус свой упустила. А ты мимо ехал, увидел