Резким движением Саша вдруг вывернул карманы, высыпал конфеты на дорогу и начал топтать ногами.

— Вот!.. Вот!.. Вот!.. — говорил он, задыхаясь от ярости и слез.

Глава ПЯТАЯ ОРУЖИЕ

Жить с каждым днем становилось труднее. Купить что-либо из продуктов было невозможно.

Каким-то чудом у нас еще сохранилась корова. Именно в то время я убедился, что на свете нет ничего вкуснее парного молока с вареной картошкой.

Жили мы в постоянном страхе. Каждый день фашисты кого-нибудь расстреливали. Несколько раз тетю Нюшу вызывали в городскую комендатуру и выпытывали, где дядя Леня. Несколько раз к нам приходили с обыском.

По утрам я и Саша уводили корову пастись на выгон. Делали мы это очень осторожно, убедившись предварительно, что поблизости нет гитлеровцев: очень мы боялись, что они отберут у нас корову.

На выгоне стояли пустые складские помещения Заготзерна, под черепичными крышами которых жили ласточки и дикие голуби. Мы привязывали корову между сараями так, чтобы ее не было видно, садились в тени и вели нескончаемую беседу о том, как нам начать вредить гитлеровцам. Но сколько мы ни строили планов, выходило, что без оружия мы как без рук.

Вокруг было спокойно и тихо, в тишине где-то печально ворковала горлинка, ласточки с легким свистом чертили воздух кругом сарая, стремительно проносясь мимо нас.

— Война, — сказал как-то Саша, — а мы с тобой корову пасем.

— А что же делать, Саша?

— Я листовку нашел. Там написано: надо создавать врагу невыносимые условия!

— Да как же ты их будешь создавать? Что мы с тобой можем?

— Другие же могут! Вот хоть бы эту листовку кто-то разбросал по городу. Полицаи до сих пор рыщут по домам, да сделать ничего не могут.

— Это, наверное, подпольные коммунисты действуют, Саша.

— Вот бы, Витя, разыскать их.

— Да, держи карман шире, пришлют тебе пригласительный билет! На то и подпольщики, чтобы никто не знал, где они.

— А здорово действуют! — блеснул Саша глазами. — Говорят, немцы боятся за город даже нос высовывать. Как высунут — так партизаны и накроют! Эх, достать бы нам оружие… По одному пистолетику только бы!

Как-то рано утром Саша взволнованно растолкал меня в постели и зашептал:

— Витя, я сейчас на выгон бегал… Нельзя сегодня корову вести…

Я спустил ноги с кровати.

— Ты почему без меня на выгон бегал? Почему не разбудил?

— Попробуй разбуди тебя! Спишь, как сурок.

— Чего ты орешь?

— Я не ору, а шепотом говорю… Немцы оружие в сараи привезли, забор из колючей проволоки делают.

Я слетел с постели и быстро оделся. Мы пробежали на выгон и залегли в бурьяне. Действительно, группа немецких солдат натягивала на столбы возле складских помещений Заготзерна колючую проволоку. Другая группа разгружала грузовые машины с каким-то оружием.

Часа через два солдаты уехали, оставив под деревянным грибком часового с автоматом.

— Ну, — сказал Саша, серьезно посмотрев мне прямо в глаза, — понимаешь, что надо делать?

— Понимаю! — кивнул я, хотя на самом деле ничего не понимал.

— Вон дождевая канава. По ней можно незаметно пролезть под колючей проволокой до того сарая.

— Опасно, — качнул я головой.

Саша нахмурился:

— На войне всегда опасно… Сегодня ночью и полезем. Однако ночью гитлеровцы поставили второго часового. Из своей засады мы видели двигающиеся во мраке фигуры солдат, блеск электрических фонариков и ясно слышали незнакомую речь.

— Надо днем, Саша, — шепнул я.

— Да, надо днем, — вздохнул он. — Ты утром выгонишь корову для отвода глаз, а я полезу…

Утром небо заволокло серыми тучами. Порывами дул холодный северный ветер, накрапывал дождь. Одинокий немецкий часовой, подняв воротник шинели, сутулился под грибком.

Наша корова, не обращая внимания на погоду, начала с хрустом щипать траву. Саша огляделся по сторонам, взволнованно глотнул воздух и скрылся в лопухах. По едва уловимому движению широких листьев мне было видно, как он ползет по канаве. Вот он уже в десяти метрах от меня, вот в двадцати, вот он уже достиг колючей проволоки…

У меня вдруг зазвенело в голове: я видел, как часовой вышел из-под грибка и, постукивая ногой о ногу, неторопливо побрел в сторону канавы.

— Ну-у, дурная! — что было сил закричал я на корову, вскакивая с места. — Ну, пошла, чего стала!

Немец остановился, глядя на меня. Это был солдат лет пятидесяти, с морщинистым лицом и синеватыми мешками под глазами. Потом я заметил, что в тылу гитлеровцы почти никогда не держали молодых солдат.

Я с силой хлестнул корову веревкой, и она, выгнув хвост и вскидывая задние ноги, потащила меня прямо к грибку.

Солдат замахал рукой и раздраженно крикнул:

— Ап (пошел)! — Он быстро вернулся под грибок и повторил: — Ап!

— Господин солдат, — весело крикнул я, — тут трава хорошая. — Я сорвал горсточку травы и показал ему издалека. Он покосился на траву и промолчал.

Ветер дул все сильнее, и скоро солдат совсем съежился. Мне тоже стало холодно, и я попрыгал, чтобы согреться. Солдат подозрительно следил за моими движениями.

— Холодновато, господин солдат, — сказал я.

— Ап! — повторил он автоматически.

Сколько времени мы так наблюдали друг за другом, я не знаю. Может быть, полчаса, может быть, час. Наконец мне показалось, что вдали на огороде мелькает коренастая Сашина фигура, и я погнал корову обратно. И не ошибся: среди картофельных кустов сидел Саша. Его лицо было торжественным.

— Садись, — сказал он и, когда я опустился рядом, протянул мне небольшой черный пистолет. — Это тебе как раз по карману. У меня тоже такой.

— Вот здорово! — ликующе вскрикнул я. — А патроны?

— Сколько хочешь! — Саша повел рукой по рубашке: за пазухой у него было полно маленьких золотистых патронов, которые постукивали, словно камешки.

— Ты знаешь, что я придумал? — продолжал он. — Надо нам будет составить подпольную группу. Я думаю, можно привлечь ребят из нашего ремесленного. Например, Гришу Науменко. Я завтра к нему сбегаю. А оружия хватит! Немцы все в беспорядке сложили и, наверное, толком даже не знают, сколько там чего есть.

На другой день он ушел в город и к ночи не вернулся. Мы начали порядком волноваться, потому что гитлеровцы запрещали ходить по городу после семи часов вечера. Тетя Нюша ворчала, то и дело поглядывая в окно:

— Не понимаю, что у него там за дела такие? Сидел бы себе дома, так нет же. И до чего мальчишки народ неугомонный!

— Вернется, тетя Нюша. Такой, как Саша, не пропадет! — успокаивал я, но на душе у меня было