– А если по-английски?

– Эмоциональный интеллект и коэффициент интеллекта. У тебя высокие баллы по обоим показателям.

– Не понимаю. – Моя улыбка померкла. – Этого… этого не может быть. Нельзя быть умным и не уметь читать в двадцать один год.

– Можно. – Рэнсом наклонился к столу, снимая солнцезащитные очки. Его глаза сверкали от внутреннего напряжения. – У тебя неспособность к обучению, которая поддается лечению. И это совершенно не связано с твоим интеллектом. У тебя иное распределение метаболических показателей, чем у человека, не страдающего дислексией, но это ничего не говорит о потенциале или способностях. У людей с дислексией часто есть преимущества. Например, ты обладаешь великолепным умением связывать ряд мысленных последовательностей в логичный рассказ. А теперь повторяй за мной – я не глупая.

Должно быть, это какая-то садистская шутка. Я фыркнула.

– Не будь смешным.

– Не будь трусихой, – парировал Рэнсом. – Произнеси это.

– Нет. – Я откинулась на спинку стула, сложив руки на груди. – Мне неловко. И я не хочу этого.

– Я. Не. Глупая, – повторил он уже громче, привлекая любопытные взгляды посетителей за другими столиками. Так непохоже на него – привлекать к нам внимание. Я огляделась, мой желудок сжался от волнения.

– Отрасти яйца, принцесса.

– Я отвергаю шовинистическое представление о том, что яйца – показатель мужественности. Женщины такие же…

– Пощади меня. – Он поднял ладонь. – И просто выплюнь эти слова, чтобы мы могли жить дальше.

– Я… – Я глубоко вздохнула. – То есть я не…

– Глупая, – закончил он за меня. – Правильно. Теперь скажи всю фразу целиком.

– Подожди минутку. – Я нахмурилась. – Мне казалось, ты сам говорил, что я глупая.

Рэнсом покачал головой.

– Я говорил, что ты несносная. Это не одно и то же.

– Я не… я не… – Слезы навернулись на глаза.

– Черт возьми, Хэлли. – Он резко встал. Я сделала то же самое, чисто инстинктивно, мои ноги двигались сами по себе. У меня появилось странное, опасное ощущение, что мир вокруг нас остановился, будто делая коллективный вдох и наблюдая за нами. Мы застряли в пузыре.

Однако я знала, что пузырям свойственно лопаться.

Закат испещрил небо ярко-голубыми и насыщенно-оранжевыми тонами. На один отчаянный, жалкий миг на меня нахлынуло нечто чуждое. Темное и притягательное.

Я почувствовала, что обо мне заботятся. Может, даже понимают.

Мы стояли друг напротив друга, тяжело дыша. Единственным барьером между нами был шаткий стол. Мои пальцы покалывало от желания протянуть руку и коснуться Рэнсома.

– Скажи, что ты не глупая. – Его глаза горели, постепенно поглощая мою душу. Руками он уперся в стол. – Скажи мне это, Хэлли.

– Я… Не… – Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. – Глупая. Я не глупая.

– Громче.

– Я не глупая!

– Не слышу.

– Я не глупая!

После каждого раза в моем сердце открывался очередной ящик. Я чувствовала себя немного легче, немного лучше от того, кем я была.

Мне хотелось позвонить родителям и сказать: «Видите? Видите?»

Конечно, они уже знали. Они скрывали правду от меня, от всего мира, потому что она их смущала. И неудобство, которое она им причиняла, оказалось важнее моей самооценки. Моего самоуважения.

И у них хватило наглости сказать мне, что я недостаточно стараюсь ради них.

Мои щеки были влажными и холодными. Я поняла, что плачу. У всех на виду.

Наша официантка выбрала именно этот момент, чтобы подойти с подносом еды.

– Не сейчас. – Рэнсом поднял руку, прогоняя ее. Его взгляд по-прежнему оставался прикован ко мне. Я ждала, что он что-нибудь скажет. Мне отчаянно хотелось, чтобы он сделал следующий шаг. В основном потому, что я ощущала, будто впереди ждет нечто большее. Большее для нас. Он смотрел на меня с вновь обретенным уважением.

Я могла бы стать от этого зависимой.

– Все еще мечтаешь от меня избавиться? – Насмешка добавила блеска его глазам.

Я покачала головой, понимая, что это правда. Рэнсом вел себя со мной ужасно – иногда. И властно – всегда. Он плохо воспитан и груб, но также он научил меня самоуважению, заставил постоять за себя и каким-то образом, где-то по пути, начал относиться ко мне как к равной.

– Я… – Переступая с ноги на ногу, я чувствовала себя обнаженной, раздетой, а мои чувства неприкрыты и выставлены напоказ. Взгляд Рэнсома не отпускал меня, ожидая продолжения. Тяжело сглотнув, я посмотрела на стол. – Ты мне нравишься.

– Я тебе нравлюсь. – Слабая ироничная ухмылка коснулась его прекрасных губ.

Я кивнула.

– Посмотри на меня.

Я послушалась. Рэнсом наклонился вперед. Я сделала то же самое. Мы напоминали магниты. Северный и южный полюса. Противоположности, которые не могли не притягиваться. Невозможное стало неизбежным. Поцелуй теперь казался неминуемым. Крайне необходимым. Вопросом жизни и смерти. Рэнсом закрыл глаза цвета морской волны, неземные, с серыми крапинками. Я вдохнула его аромат. Смесь кожи и тьмы. Гибель, окутанная грехом.

Рэнсом замер, ожидая, когда я сделаю последний шаг. Соглашусь на ошибку, которой суждено произойти.

Напряжение стало мучительным. Каждый мускул в моем теле дрожал. Мои губы зависли над его губами. Он потянулся, чтобы коснуться моего лица, притянуть к своему рту.

Его рука так и не дотянулась до моей щеки.

– Не в этой жизни, придурок. – Он отстранился от меня.

Внезапно ослепительная вспышка фотоаппарата хлестнула меня по лицу, словно беспощадным ремнем.

Фотограф – папарацци, судя по темной одежде и профессиональному снаряжению, – опустил камеру и улыбнулся.

– Общественное место, приятель. Не злись на игрока, таковы правила игры.

Он понял, что связался не с тем человеком, когда Рэнсом ухватился за разделяющее их ограждение, без труда поднялся и перепрыгнул на другую сторону. Он бросился за мужчиной, который перешел на отчаянный бег, вслепую пробираясь мимо людей и прижимая к груди фотоаппарат.

Плотная толпа посетителей попыталась расступиться, чтобы не мешать погоне, но фотограф растерялся и явно был не в форме. Он дернулся и через несколько секунд упал на землю. Рэнсом вырвал у него из рук фотоаппарат, достал из него пленку и бросил оборудование на землю.

– Ты не имеешь права! – закричал парень, потянувшись за пленкой. – Это частная собственность.

– В общественном месте. – Рэнсом разорвал пленку на ленты и пошел обратно, на ходу бросив ее в урну.

В этот момент наша официантка набралась смелости и снова подошла к столику, держа в руках уже остывшие тарелки. Ее улыбка приклеилась к лицу, как кривая картинка.

– Готовы обедать?

– Мы возьмем еду с собой. – Рэнсом снова перепрыгнул через ограду, схватил ключи и бумажник. Не осталось и следа от того заряда электричества, который гудел между нами всего несколько минут назад. – Мы уходим отсюда.