Его слова мертвым грузом опустились мне на плечи, и я переключила внимание на лежащий на коленях альбом. Все в порядке. Я просто позволю всему этому промчаться мимо. Может, даже сквозь меня. Лишь бы не задержалось внутри.

– Соплячка, – произнес Рэнсом, пытаясь привлечь мое внимание.

Я взяла в руки альбом, перелистывая страницы.

– Соплячка.

Никакой реакции. Не мое имя, не мои проблемы. С меня достаточно.

– Хэлли.

Я неохотно посмотрела на него.

– Да?

Может, именно сейчас Рэнсом вспомнит, что у него есть сердце, и спросит меня, в чем дело. Спросит о моем отвращении к Крейгу. Или, может, обсудит это со мной. Попытается придумать, как сделать поездку для меня менее неловкой.

– Не забудь заучить свою речь. – Он указал на стопку страниц на углу моего стола, после чего захлопнул дверь и направился в душ.

Рэнсом Локвуд никогда не проявлял сострадания.

Глава 11

Рэнсом

В прошлом

Карманные кражи переросли в грабежи. В итоге мы с Томом и Лоуренсом стали вламываться в заведения. В основном в крупные магазины и корпоративные сети. К людям, которые не захотели бы заниматься судебным преследованием, даже если бы нас поймали.

В какой-то момент мы окончили школу и стали мелкими наркоторговцами. Мистер Моруцци слыл процветающим преступником, под его началом работало множество людей. На первый взгляд он был успешным бизнесменом, имевшим несколько ларьков с хот-догами по всему Чикаго. Но через наши руки проходило неприличное количество грязных денег.

Сначала мы были просто мальчишками на побегушках, развозили и забирали мелкие посылки. Затем, примерно во времена последних классов средней школы, стали дилерами. Мы ни к чему не прикасались. Таково было правило мистера Моруцци. Он не хотел, чтобы под его крышей жили наркоманы.

Чтобы компенсировать дерьмовую жизнь, которая заключалась в том, что мы ходили в школу, получали отличные оценки, дабы угодить социальным службам, а затем работали на Моруцци до изнеможения (ноль комиссионных, спасибо за вопрос), он платил нам сомнительной валютой – женщинами.

Точнее, проститутками высочайшего класса. Думаю, он хотел исказить наши представления о любви и браке. Ему можно было не прибегать к дополнительным мерам. Один взгляд на его несчастный брак с психотерапевтом – миссис Моруцци, которая почти не бывала дома и завела любовника в Канаде, куда часто наведывалась, – сделал свое дело.

Когда миссис Моруцци отсутствовала, он вымещал свою злость на нас. О побоях не могло быть и речи. Все мы превышали его в размерах и силе. Вместо этого он заставлял нас драться друг с другом. За еду. За деньги. За женщин.

В течение многих лет Лоуренс, Том и я страдали от сломанных ребер, трещин в костях, переломов пальцев и прочего, и все это только для того, чтобы выжить, а Моруцци наблюдал за этим, самодовольно наслаждаясь зрелищем.

Было ясно, что мы выполняли для него роль рабочей силы. Как ясно и то, что он никогда не собирался предоставлять нам шанса стать чем-то большим, чем его маленькими пешками.

Когда Лоуренсу исполнилось семнадцать, а мне пятнадцать, он начал проявлять беспокойство.

– Нам нужно освободиться от Моруцци. Что нам делать?

Я был первым, кто заговорил об этом.

– Мы убьем его.

Хэлли

Рэнсом прав.

Мне следовало начать учить речь уже сейчас, если хотела знать ее наизусть к свадьбе Крейга и Геры.

Собрав бумаги, я бегло просмотрела слова, мои глаза бешено метались по строкам, сердце колотилось.

Меня нельзя назвать неграмотной. Я умела читать. Просто временами было трудно разобрать слова. Мне требовалось мучительно много времени, чтобы прочитать простой абзац. На то, что должно было занять несколько секунд, у меня уходили минуты, а иногда и часы, и к тому времени, когда я доходила до конца, частенько забывала содержание прочитанного.

Например, слово «свет» могла прочитать как «совет», «белый» принять за «спелый», а «звук» за «стук». Слова смешивались, сливались друг с другом на странице, и мне приходилось концентрироваться до боли в мозгу, чтобы прочитать одну простую статью.

Именно поэтому я отказывалась от чтения, когда это было возможно.

Сейчас такой возможности мне не представилось.

Я начала читать вслух. Этому приему миссис Арчибальд, одна из моих учительниц, научила меня еще во втором классе.

«Все станет понятнее, если произносить слова вслух».

Оказалось, что она была права, хотя мои родители вежливо попросили ее не вмешиваться в их дела – и в мое образование, – когда она позвонила им по поводу моих трудностей с чтением.

Теперь, спустя четырнадцать лет после того, как миссис Арчибальд уволили за превышение полномочий (я так и не смогла избавиться от чувства вины и не простила родителей за это), я встала и зашагала по своему гостиничному номеру, пытаясь прочесть текст, набранный для меня, несомненно, одним из спичрайтеров моего отца.

– Дом… дог… г… – Я потерла лоб. На коже выступил холодный пот. – Добрый вечер вс… всему… все… всем. – Я остановилась. Закрыла глаза. Сделала глубокий вдох.

– Добрый вечер всем.

Одно предложение. Начало положено.

Видишь? Все не так уж плохо. Осталось всего сорок.

У меня хорошая память. Я могла это сделать. Я повторила слова вслух, запечатлевая их в разуме.

– Добрый вечер всем.

– Добрый вечер всем.

– Добрый вечер всем.

Достаточно просто. Затем я продолжила:

– Давле… давайте… пе… поп… попри… ветствуем? Поприветствуем в… в…

Я остановилась, бросив бумаги на кровать и разочарованно зарычав. Почему они не могли записать мне речь? Знали же, что я могу быстро запоминать на слух. У меня хорошо с аудированием. Я постоянно что-то слушала. Так и справлялась. Но ответ очевиден. Родители делали вид, что моя проблема – плод моего воображения, а не неспособность к обучению. Будто я прекрасно могла читать, но решила этого не делать. Раздраженно собрав бумаги, я попробовала еще раз.

– Поприветствуем т… гостей… прех… приехавших на…

– Торжество Геры и Крейга, – закончил голос позади меня.

Я подпрыгнула, приложив руку к груди.

Черт, черт, черт, черт, черт.

Рэнсом стоял в дверях, только принявший душ, свежевыбритый и источающий сексуальность в непринужденных брюках карго и черной футболке с V-образным вырезом.

Что он, должно быть, себе вообразил?

Что ты тупица или под кайфом. Именно так он и думал десять секунд назад.

Рэнсом оттолкнулся от дверного косяка и направился ко мне.

– У тебя дислексия?

– Убирайся из моей комнаты, Рэндом. – Я отчаянно, истерично толкнула его в грудь.

Почему он произнес нечто подобное?

– Так и есть. – Он собрал страницы и нахмурился, пролистывая их. – Ты не умеешь читать.

– Умею.

– Умеешь, но