– Как же сформулирована угроза?

– Примерно так… – Настасья Фёдоровна подняла глаза, будто старалась прочесть, что у неё на лбу написано. Милые, хоть и холодные глазки. – Вот так: «Вы погибнете, если не исполните нашу волю»… Или так: «Вы потеряете сына, если не исполните нашу волю».

– А после смерти Ивана?

– Фёдор Павлович больше не бросал в мусорную корзину, держал при себе.

– Угрозы были подписаны вензелем «М» и «I»?

Ванзаров наблюдал, как барышня борется с чувствами.

– Откуда вам известно? – спросила она, понизив голос.

– Тайна розыска, – ответил бессердечный чиновник сыска, который не считался с женским любопытством. – Вам известно, что означает эта подпись?

Привстав с диванчика, Настасья Фёдоровна проверила, насколько далеко извозчик, и огляделась по сторонам. Редкая предусмотрительность.

– Известно, – сказала она шёпотом, вернувшись на диванчик. – Мне по секрету Ваня рассказал. Перед тем как поехать в Москву.

– Не скрывайте ничего, мадемуазель Куртиц.

– Только прошу вас, господин Ванзаров… Никому ни ползвука.

– Можете не сомневаться.

Перейдя на таинственный шёпот, Настасья Фёдоровна сообщила: это подпись «Братства льда». Абсолютно секретное общество, в которое входят чрезвычайно влиятельные лица. Цели общества неизвестны, но кажется, благородны, нацелены на улучшение жизни народа. Новому члену дают разные блага, исполняя его желания, чтобы потом он тайно трудился на благо людей. Чтобы стать членом, надо пройти три ступени исполнения приказов. Самому вступить в братство невозможно: они выбирают достойного. Секретность так высока, что члены братства не знают друг друга. За нарушение секретности следует неотвратимое наказание. Прошедший три ступени проходит посвящение, становится членом братства.

История с масонским душком была доложена с такой глубокой верой, с какой барышни верят в благородных героев французских романов. Если бы не особый интерес ротмистра Леонтьева, «Братство льда» можно счесть дурным розыгрышем. Или чьей-то злой шуткой.

– Иван Фёдорович проходил ступени братства?

Настасья Фёдоровна издала печальный вздох:

– Теперь понимаю, что почти наверняка.

– Значит, он нарушил условие, рассказал вам, раскрыл тайну.

Смысл сказанного дошёл быстро. Барышня сообразительная.

– Нет, нет, – сказала она, невольно отмахиваясь ручкой. – Это было дома, нас никто не мог подслушать: Алёша уже уехал, отца не было.

– А Симка?

Вопрос оказался неожиданным. Настасья Фёдоровна задумалась.

– Нет, не может быть, – наконец сказала она. – Симка не может предать, она столько лет в доме. Нас с Митей как мать вырастила.

– Вы сказали: неизвестно, кто может быть членом братства.

Мадемуазель не нашлась чем возразить. Только ресницами похлопала. Что барышням в замешательстве позволительно.

– Спрошу у неё напрямик, – заявила она.

– Симка мертва, – сказал Ванзаров. – Её нашли в снегу.

Настасья Фёдоровна пережила нехорошую новость сдержанно:

– Как ужасно.

– Вам известно, с кем у неё была назначена встреча в пятницу вечером?

– Нет… Она ничего не говорила… Ничего… Все последние дни Симка была весела, смеялась, болтала, что скоро всё изменится к лучшему. Я думала, она просто пьяна.

– Во сколько ушла из дома?

– Примерно в половине десятого.

– С чёрного хода?

– Нет, с парадного. Я за ней закрыла. Ей позволяется.

– Когда обещала вернуться?

– Сказала, что до полуночи. Но я легла спать.

– Почему не забеспокоились утром?

Барышня как будто смутилась.

– У взрослой женщины могут быть причины, – сказала она, как умудрённая жизнью дама.

Ванзаров не стал уточнять эти причины:

– Симка хвасталась покупкой коньков модели «Снегурочка»?

– Ничего подобного. Да и зачем ей? Прислуга на лёд не допускается.

– Она рассказывала вам о мадемуазель Гостомысловой?

– Это московская гостья, которую Фёдор Павлович на каток пригласил? – уточнила Настасья Фёдоровна. – Не упоминала. А почему вы спрашиваете?

– Благодарю, что сообщили столь важные сведения. – Ванзаров поклонился, насколько позволяла теснота пролётки. – Вы опасаетесь не только за отца, но и за Дмитрия Фёдоровича?

Барышня вздохнула, как умеют только расстроенные барышни:

– Вы правы, мне страшно за Митю. Они могут убить и его. Фёдор Павлович такой упрямый, ни за что не уступит.

– Мадемуазель Куртиц, с чего вдруг Иван Фёдорович разоткровенничался о братстве?

Она подала плечиками, довольно стройными:

– Ваня сказал, что его мечта скоро исполнится. Я спросила: почему так уверен? Тут он и рассказал.

– Какая у него была мечта?

– Побеждать на всех состязаниях по фигурному катанию.

– Откровенность случилась перед поездкой в Москву?

Она кивнула:

– Кстати, господин Ванзаров, ваш брат должен был привезти на открытие мистера Джерома, но его не было. Фёдор Павлович очень рассердился.

– Посажу брата за решётку, чтобы подумал о своём поведении, – ответил Ванзаров.

Чем привёл Настасью Фёдоровну в сомнение: шутка или в самом деле в полиции принята жестокость к родственникам. Она спросила, куда подвезти, Ванзаров отказался.

– Если заметите, что господин Куртиц получил новую записку, сразу дайте мне знать, – сказал он и отдал прощальный поклон.

По Екатерингофскому проспекту он вернулся к Большой Садовой и свернул в гостиницу. В холле будто нарочно топтался господин Андреев. Хозяин номеров был взволнован чрезвычайно.

– Господин Ванзаров, что же это такое! – пожаловался он.

– Весёлые барышни объявили бойкот вашей гостинице?

– Ах, господин Ванзаров, какие могут быть шутки, – Андреев всплеснул руками, словно лебедь, которому подрезали крылья. – Мадам и мадемуазель Гостомысловых арестовала полиция!

48

Приёмное отделение полицейского участка выглядело пустынно. Задержанные не сидели на лавках, городовые не грелись у печки. Только младший чиновник Акулин за столом склонился к листу, изображая вид глубокой занятости бумагами, чтобы не замечать катастрофу, которая разразилась над помощником пристава. Бранд ещё держался. Вытянувшись перед почтенной дамой, слушал, как его разносили в пух и прах. Формально обладая властью над задержанными, он ничего не мог поделать. Робость овладела им. Робость худшего сорта: провинившегося подчинённого перед начальством. Дама, что чихвостила Бранда, не была его начальником, не имела права ругаться и вообще позволяла себе то, что обывателю не позволено под страхом тюремного заключения на неделю.

А ей было позволено. Позволено, как вдове генерала. Погоны покойного мужа незримо сверкали на её плечах. И давали право вгонять служебное лицо при исполнении в краску. Лицо Бранда пошло пунцовыми пятнами. А мадам Гостомыслова громовыми раскатами уничтожала юного полицейского, обращаясь к нему «поручик». Не «господин поручик», а просто – поручик, подчёркивая ничтожность этого звания перед величием вдовы генерала.

Войдя в участок, Ванзаров помедлил, наблюдая урок неравенства, когда сильным позволено всё, а прочим – ничего. Было искренне жаль Бранда, который впервые так остро столкнулся с личным бесправием. Ругань и нагоняи пристава не в счёт. Поручик замер по стойке смирно перед дамой, потому что был околдован генеральской интонацией, которую ни с чем не спутаешь, а военному врастает в душу. Перед тем как перейти в полицию, Бранд служил в армейской пехоте. В голосе мадам Гостомысловой