– Да. Стефан побывал в том далеком месте, куда не попасть перемещением даже с карты. Только лететь и надеяться, что тебя примут. Или бежать, – с теплотой взглянув на пса, добавил он. – Стефан преодолел весь путь и прошел испытания, доказав, что достоин этой чести. И принес тебе это, – сказал он и протянул Нике хрустальный росток, напоминающий виноградную лозу, венчающуюся небольшим цветком. Сказочно прекрасный он был очень похож на изображенный у нее на медальоне.

– Что это? – пораженно выдохнула Ника, не осмеливаясь дотронуться до хрупкого чуда.

– Заветное место защищено и сокрыто, найти его может не каждый. Переместиться же прямо туда способен только наделенный ключом. За ним я и посылал Стефана. Этот цветок – тот самый ключ. Прими его.

– Но… Если испытания прошел Стеф…

– Да него это стало возможностью доказать верность Свету и до конца принять свою новую суть. Для тебя – сберечь драгоценное время. Поверь, Та, что даровала ключ, знала, кому он предназначается, – улыбнулся Джамаль и сам вложил цветок Нике в руку.

Едва коснувшись кожи, тот засеребрился и как будто ожил. Переполз по ладони, обвил запястье и только тогда замер.

Ника услышала прекрасное тихое пение. От самого цветка дорожкой ввысь неслись нежно-розовые лепестки.

– Да, – не смогла сдержать улыбки Ника. – Я знаю. Она зовет меня.

Более того, она поняла, что уже видела то самое место. Во сне.

Песнь звучала все громче и призывнее, но прежде чем последовать за ней, Ника спросила:

– Можно я задам странный вопрос?

– Конечно, Ника, – улыбнулся Джамаль.

– Вы тот самый дядюшка, что оставил в лавке книгу?

– Она пригодилась? – лукаво сощурился он.

Ника задумалась.

– Мой друг попал в больницу с ножевым ранением, но я нашла того, кого искала.

– Нет света без тьмы, Ника, как и хорошего не бывает без плохого, – серьезно сказал Джамаль, и Ника взглянула на свое кольцо. – Пришел черед другой силы. И еще… Цветы, подобные этому, – он указал на ее запястье, – когда-то росли по всей Луне и радовали своей красотой взоры ее жителей.

– Спасибо, Джамаль.

– Иди же!

Наконец позволив влекущей песне утянуть ее за собой, Ника перенеслась в ту отдаленную часть призрачного мира Луны, где еще ни разу не бывала. Следы проникновения в Луйир тьмы не коснулись этих мест. Большие плоские камни, белоснежные и чуть кремовые, мягко сияли своим собственным внутреннем светом; мелкие, кучками рассыпанные между крупными, ярко искрились, напоминая алмазы. Но куда прекраснее было сооружение, стоящее на них.

– Тот самый храм, – с благоговейным трепетом прошептала Ника и, не отрывая взгляда от божественного изваяния по его центру, стала подходить ближе.

С каждым шагом она все сильнее ощущала струящуюся от волшебной статуи ауру любви. Любви к тем древним людям, которые когда-то населяли эти земли, к миру, который некогда был насыщен и богат жизнью и остался прекрасным даже после того, как жизнь ушла из него. Любви к каждому, кто нуждался в ней. Она была осязаемой и буквально окутывала Нику нежным покрывалом, лаская и отогревая замерзшую душу.

Подойдя к лику светлой богини, Ника опустилась на колени и замерла от охвативших ее чувств. Восторг и успокоение, безбрежная радость и лучистое счастье. Повинуясь возникшему порыву, она сложила ладони сферой и стала собирать в них рассеянные в воздухе частички света, закручивая в узоры и соединяя их вместе. Перед глазами стоял образ, и, раскрыв ладони, Ника увидела точное его воплощение. Прекрасный серебристо-алый цветок на зеленой ножке. Лепестки его слегка подрагивали и сияли, отчего цветок казался живым. Поклонившись, Ника положила его к подножию статуи.

Уже пять ночей Ника переносилась к лунной богине и творила для нее новый цветок. Там, у храма прекрасной Алтары, на нее снисходили покой и умиротворение, днями же обрушивались хаос и смятение.

К Кириллу Ника больше не заходила. Боялась навредить. А если бы набралась смелости признаться самой себе, то пряталась от ощущения собственного бессилия. Ведь к Ежу, которого наконец перевели в обычную палату, она заезжала каждый день. Надолго, правда, не оставалась. Ёж не держал и не спрашивал, только сурово хмурился и порой сжимал кулаки. В такие моменты Ника осторожно гладила его побелевшие костяшки, грустно улыбалась и тихо уходила, чтобы он не видел стоящих в ее глазах слез. Почему-то именно там, в обшарпанной больничной палате, она особенно остро ощущала их поражение. Она одолела Марата, смогла, как ей казалось, отомстить за друга, но это не изменяло того, что они проиграли. Луйир проиграл.

В университете Ника старалась отключиться от безумия, творящегося в ее жизни и везде вокруг. Сжав зубы, она упорствовала в учебе, но то и дело выпадала из процесса. Сначала взгляд вдруг зацеплялся за опасно раскачивающиеся деревья за окном, и Ника ужасалась непрекращающейся который день непогоде, впадая в еще большую депрессию. Потом невольно начинала размышлять о влиянии Тьмы, злобной Эмме и Курте, и сердце сжималась в страхе за любимого. Чуть успокаивалась Ника только, когда сквозь мрак и серость бытия в сознание прорывались наполненные светом образы из ее снов. Тогда надежда робким ростком проклевывалась внутри, и Ника уговаривала себя подождать. Еще немного, и она будет готова просить.

Юля все эти дни странно посматривала на Нику и как будто хотела что-то сказать, но молчала. В четверг в связи с непогодой и рекомендациями МЧС в университете объявили об отмене занятий до начала следующей недели, а Юля, набрав в грудь побольше воздуха, неожиданно спросила:

– Можно я завтра к Ежу с тобой поеду? Если ты, конечно, собираешься.

– Конечно, – удивилась Ника. – Раз занятия отменили, можно прямо с утра. Зайти за тобой?

– Нет, давай лучше на месте встретимся.

Такое решение показалось странным, жили они неподалеку, но ничего уточнять Ника не стала, решив, что если захочет, Юля объяснит все сама.

В больницу Ника действительно поехала с самого утра, хотя добраться до места на этот раз оказалось непросто. Лило с такой силой, что Ника, изменив привычке, даже взяла с собой зонт. Только вот помочь оный ничем не смог. Штормовой ветер превращал ливень в хлесткие струи, от которых спрятаться было нереально. Насквозь вымокшая она немало удивилась, увидев абсолютно сухую подругу, дожидающуюся ее в холле.

– А вот и ты! – наиграно бодро провозгласила Юля. – Веди!

Ника пожала плечами, смахнула влагу оттуда, где она еще не успела впитаться, и повела.

Чуть позже, стоя у окна в палате, она наблюдала, как смеется Юля и как оживает, глядя на нее, хмурый Ёж. Нике так хотелось стереть следы печали и злобы