Шрифт:
Закладка:
Дверь тихонько скрипнула, комната вновь осветилась дрожащим огоньком керосиновой лампы. Шурша пуховиком, топая по полу пятками в шерстяных носках, хозяйка принесла большущую глиняную кружку. У нее под мышкой оказался плед и еще вазочка с печеньем, половина которого тут же раскатилась по темной комнате. За Динино молчание, за ее сострадательную тишину хозяйка «Сиреневого дома» шумно выставила свои угощения на трельяж, перед зеркалом. Правда, чай оказался чуть теплым. Имбирное печенье размякло от сырости. Табуретка на трех ножках угрожающе шаталась. И все же Дина с дороги наконец согрелась и почувствовала себя в тихой домашней темноте. Когда хозяйка ушла, она зажмурилась и долго сидела неподвижно, вслушиваясь в шум черного ветра. Потом она сжалась под тоненьким одеялом, как всегда чувствуя слева, где сердце, упрямый, тянущий укол. Воздух в комнате был льдистым, отдавал фиалками, мхом и плесенью. Дина накрылась с головой, укуталась поуютнее и скоро сгинула в темный колодец, в бездонный сон, в просветах которого с потолка сыпался сиреневый снег. И ее канатоходцы снова неторопливо шагали над ущельем, возвращаясь домой в закатных лучах, нагоняющих долгожданную прохладу на пастбища и сады долины.
Капитан написал, что будет ждать ее каждый вторник, с одиннадцати до двенадцати, в кафе «Морской ветер». Был третий вторник с того дня, как он отправил письмо с приглашением. Дина решила прийти в кафе пораньше, чтобы осмотреться, позавтракать и послушать разговоры. Долго искать не пришлось, «Морской ветер» оказался в двух переулках от «Сиреневого дома». Просторный красный особняк на пересечении шоссе и тихой боковой улочки, уходящей в даль приморских дач и каменных вилл.
На светлой террасе с огромными окнами Дина обнаружила десяток деревянных столов и стульев, окутанных запахом пряного супа, запеченной с сыром свинины. Когда она слегка отдышалась и чуть согрелась, будто умышленно медля, проступили подробности. На столешнице таился неброский оттиск карты городка. Подоконники огромных окон были украшены разбросанными тут и там ракушками, морскими звездами и маленькими вазочками с засушенными полевыми цветами. Дина выбрала угловой столик у окна, чтобы видеть дверь и всех, кто входит в кафе. Ей хотелось рассмотреть капитана раньше, чем он заметит и узнает ее. Она заказала на завтрак блинчики с абрикосовым джемом и еще смородиновый пунш, чтобы чуть-чуть согреться.
Напротив окна, на самой просторной стене кафе, нарисовано море. Широкий верблюжье-желтый пляж, летние изумрудные волны. И никого на берегу. Ни паруса на волнах. Ни корабля на горизонте. Только пространство. Только тишина. Только свет. В другой раз на стену с морем можно было бы смотреть безотрывно. Но Дина следит за входной дверью и прислушивается, что говорят про ураган. Официантка за кассой советует пожилой даме в желтых резиновых сапогах не выходить из дома в ближайшие несколько дней. Одиннадцать. Три смешливые девицы за дальним столиком раскладывают пасьянс, затягиваясь по очереди одной сигаретой на всех. Потом рыжая сосредоточенно сдает карты, и они играют в подкидного, изредка с тревогой поглядывая за окно, на грозное свинцовое небо.
Меланхолически вальсируя, кафе покидает бледная монументальная дама в черной шляпе, поля которой заколоты надо лбом, на манер треуголки. Не сомневаясь, что эта женщина пишет черными нитями трагические стихи и поэмы, Дина незаметно расправляется с блинчиками. Она медленно тянет через трубочку смородиновый пунш, продолжая наблюдать за входной дверью. Граненый стеклянный кинжал на некоторое время отпустил, но боль все равно присутствует, щемит в левой руке выше локтя. В кафе вваливается шумная компания школьников с разноцветными рюкзаками. Отпущенные с последних уроков из-за угрозы урагана, они галдят, визжат и пререкаются перед стойкой. Будто ответом на их толкотню на стене молчит зеленоватое море и чуть золотится песок уходящего вдаль пляжа. От ожидания Дине кажется, что нарисованные волны с обрывками кружев незаметно накатывают на берег. А еще – что совсем скоро это утреннее море начнет медленно отступать в отливе. Тогда на пляже появятся два рыбака и стройный, затянутый в черный гидрокостюм серфингист с ярко-оранжевым кайтом. А потом добрый ветер, спутник ясной погоды, раздует его кайт над волнами в упругий и упрямый цветок.
На часах над стойкой – без четверти двенадцать. Официантка невесомо кружит среди столов, выставляя перед непоседливыми школьниками блюдца с пирожными, вазочки с малиной, забирает у девиц с картами опустевшие чашки, вылавливает из кармана передника мелочь для сдачи. За окном накрапывает дождь. По улочке движутся разноцветные зонты. На глазах у Дины ветер безжалостно выгибает синий зонт, норовя переломать спицы или вырвать его из рук и унести в пасмурное штормящее небо.
Раздосадованная опозданием капитана, Дина ждет, вытянув перед собой руки и сцепив длинные пальцы в упрямый замок. Перед ней на столе – пустая тарелка с размазанным джемом и высокий опустевший стакан с зернышками смородины на боках.
Дина уже успела заучить наизусть последовательность ракушек, морских звезд и вазочек на подоконнике. Скорее всего, она навсегда запомнит улочку за окном, на которой теперь ни души, совсем нет машин, только ветер безжалостно тормошит деревья и изредка проносит по тревожному небу то целлофановый пакет, то обрывок ленты. Начиная подозревать, что капитан не придет, все еще не сдаваясь своим подозрениям, Дина на всякий случай сбивчиво расспрашивает официантку, не оставил ли кто-нибудь для нее записку. Официантка устало улыбается и растерянно пожимает плечами. На часах над стойкой – половина первого. Чтобы отвлечься, Дина на всякий случай ищет, прямо здесь, в кафе, какое-нибудь тайное послание. Хотя бы знак, что ей делать, куда идти дальше. Ей кажется, что капитан обязательно должен был оставить подсказку – где-то здесь, совсем рядом. Надо только увидеть и разгадать.
За соседним столом две женщины под пятьдесят, принаряженные в мягкие шерстяные платья, разноцветные войлочные серьги и бусы, неторопливо пьют глинтвейн и шушукаются, совершенно забыв про ураган, который может нагрянуть в городок уже сегодня. На кухне позвякивают блюдца, бубнами бренчат ложки и вилки. Официантка кружится за стойкой, за ее спиной на полках – ряды бутылок, вытянувших горлышки в боевой готовности. Другая официантка наливает шарнирному долговязому мужчине в заношенном костюме слоистый коктейль. Никакого послания, никакого письма вокруг – только прозрачность буднего дня, только пустота боковой улочки, на которой беснуется ветер, только шерстяной шум, сотканный из десятка голосов посетителей кафе. Резкий
