Шрифт:
Закладка:
Машина останавливается в проулке среди глухих заборов и сырой темноты. Ни одного огонька, будто заехали в полуночный лес. На лобовое стекло сыплются разгоняемые дворниками плевки мокрого снега. Дина протягивает таксисту деньги, но он негодующим жестом отказывается их принять. Грубовато, несдержанно отстраняет ее руку. Тогда она украдкой оставляет свернутую гармошку на сиденье. И одним прыжком вырывается в объятия несговорчивого ледяного ветра.
В незнакомой, тревожащей темноте, среди ветра и снега, кто-то выхватывает у Дины рюкзак. Хозяйка «Сиреневого дома», укутанная в огромный шуршащий пуховик, старательно улыбается и сипло, с акцентом, ругает погоду. В мутном свете фар можно различить только красную помаду, мучные щеки и две мокрые пряди, выбившиеся из-под капюшона. Ветер треплет кусты и деревья, сыплет на голову мокрые ветки, набрасывается скачками, намереваясь во что бы то ни стало сбить с ног. Дина бежит по тропинке за шуршащей глыбой темноты, среди черных сгорбленных кустов, на всякий случай чуть пригибаясь и заслоняя голову от осыпающихся веток и ледяных капель.
«Сиреневый дом» – черный многогранник, громоздко заслоняющий полуночное небо, из которого сыплет мокрый снег. В тесной прихожей пахнет мхом, сараем, отсыревшими дровами. Хозяйка суетливо зажигает керосиновую лампу и что-то говорит, говорит. Ее руки – тонкие, замедленные, с безупречным маникюром, обтянуты лягушечьей кожей, на которой даже в темноте различимы морщины и пигментные пятна, выдающие возраст. Из-за торопливой бормочущей прилежности этой женщины Дина начинает подозревать, что она здесь первый постоялец. Огонек керосиновой лампы выплясывает и дрожит, озаряя коридор с обвисшими голубыми обоями. Безостановочно причитая и поругивая погоду, из-за которой в ближайшие дни не будет ни электричества, ни телефона, эта суетливая женщина толкает локтем одну из боковых дверей. Она пропускает Дину вперед, а сама выжидающе замирает на пороге.
Комната узкая, тесная, скорее всего, здесь когда-то была кладовая. Первый шаг пахнет мукой и просом. Второй, третий и все остальные – сыростью и стылой чужой ночью. На полу скрипит синтетический коврик, новенький, скорее всего, купленный по случаю долгожданного постояльца. Справа вдоль стены темным взбитым сугробом громоздится кровать. Слева в углу таится трельяж с двухстворчатым зеркалом, в котором отражается дрожащий огонек керосиновой лампы. Всего в каких-нибудь пяти шагах от входной двери плещется узкое оконце без штор, в нем – черный, встревоженный ветром сад.
Дина бросает рюкзак на пол. Замирает напротив темного трельяжа, всматриваясь в свой незнакомый, таинственный силуэт, плывущий там среди темноты и сини. Она вспоминает таксиста и последнее его замечание: «Кем бы ты ни была на самом деле».
Хозяйка «Сиреневого дома» бормочет в дверях, что во всем виноват ураган. Из-за него теперь не работает телефон. «Но вот ведь какая штука, – примирительно добавляет она, – некоторые считают, что такое иногда необходимо. Ведь на самом деле ураган – настойчивая случайность, вторгающаяся в жизнь, чтобы все перевернуть и всех взбаламутить».
Хозяйка из тех, кто мигом угадывает необъятную широту Дининого молчания, и тут же начинает рассказывать, рассказывать, заполняя собой ее пустоту. Дина узнает, что эта женщина переехала в городок пять лет назад. Раньше она жила в столице, несколько раз выходила там замуж, писала стихи и была знаменитой в своих кругах. О ней не раз писали в газетах, были выступления, чтения, спектакли. Но все в один миг улетучилось, распалось, прошло. Однажды она пила чай в маленьком кафе на площади, возле собора. Пила чай и неожиданно запнулась. Такое иногда случается. Вдруг по неосторожности делаешь шаг на обочину и видишь себя со стороны – незнакомой, смешной и, как бы это сказать, уже не совсем юной. Или узнаешь себя немного усталой. Блеклой. Отыгравшей свое. В тот день она шагнула на обочину и запнулась. А потом продала квартиру и решительно, безвозвратно переехала сюда, в городок. Здесь хозяйка бегает трусцой по бульвару, совершает долгие вечерние прогулки по берегу моря и почти каждый день провожает солнце на закат. Стоит и смотрит, как солнце сползает по розовому небу, окруженное черными кораблями облаков, и без следа растворяется в море. Вообще-то, она здесь очень занята – занимается общественной деятельностью, приступила к ремонту родового гнезда, этого самого дома, который некогда принадлежал ее прабабке. Конечно, за ее решимость, за ее старания и смирение, посчастливилось встретить здесь в городке настоящего мужчину, того единственного, с которым она намерена стариться в этом тихом месте. Нет, они не женаты, да это и не нужно, это совсем лишнее в их возрасте. Он живет отдельно, недалеко отсюда. Зато в их любви нет надоедливого быта, всех этих назойливых будней, ворчания, суеты, мелких обид, усталости друг от друга. Каждое воскресенье, ровно в полдень, он ждет ее на площади. Они встречаются там в любую погоду: в ливень, в жару, в снегопад. Ни разу не откладывали свидание, даже в то воскресенье, когда был трескучий мороз. А однажды их встреча происходила среди непроглядной метели. В грозу, в ливень, в сизом тюле вечернего снега, они всегда рады друг другу, будто их любви всего месяц. Он и она при встрече такие нетерпеливые и нежные, словно молодые любовники или разлучившиеся на несколько дней молодожены. Тут хозяйка всхлипнула: а ведь по радио предупредили, что подступает ураган, самый сильный за последние сто лет. Со дня на день он ворвется в городок. «Но, что бы ни случилось, – взволнованно признается она, – в воскресенье я все равно пойду на свидание, на площадь. Ровно в полдень пойду к своему возлюбленному. К своему жениху. К нему одному. Если случится, пойду даже сквозь ураган. И я знаю, что он обязательно будет ждать меня ровно в полдень, посреди площади, возле библиотеки и магазинчика шляп». Тут хозяйка «Сиреневого дома» примолкла, будто раздумывая, стоит ли продолжать. Но потом она все же добавила тихим сбивчивым шепотом, что однажды, когда все окончательно отцветет и отзвучит, когда все затихнет и погаснет, когда все вокруг перестанет быть ею, а она перестанет существовать на этом свете, ее мужчина, ее возлюбленный, по-прежнему будет преданно ждать ее посреди пятиугольной площади, рядом с кинотеатром, каждое воскресенье, в любую погоду, словно памятник верности, словно доказательство существования любви на этой земле. Расчувствовавшись от своей непредвиденной откровенности,
