– Знаю, – кивнул он. – Я видел.

– Да?

Он пожал плечами, заговорив о другом:

– Что дальше? Хочешь еще что-нибудь посмотреть или сделать?

У меня от этих вопросов снова стали путаться мысли.

– Может, побудем пока у моей тети?

Тетя Линда ушла в магазин, оставив нас с Брайсом вдвоем. Мы устроились на диване: я на одном конце, подогнув под себя ноги, Брайс – на противоположном. Он пересматривал снимки, которые я сделала накануне, и всякий раз находил за что меня похвалить даже при явной ошибке. Перед тем, как он дошел до собственного снимка, у меня вдруг возникло едва уловимое ощущение в глубине живота, будто бабочка затрепетала крыльями. Я машинально приложила ладони к животу, но позы не изменила. Должно быть, он о чем-то спросил, но я, сосредоточившись на своих ощущениях, прослушала его.

– Что такое? Ты в порядке?

Отвлеченная происходящим, я не ответила, только закрыла глаза. И вскоре трепет повторился, словно легкая рябь расходилась по воде пруда. Раньше я ничего подобного не испытывала, но сразу поняла, что это.

– Ребенок шевелится.

Я выждала еще немного, но больше ничего не происходило, и я приняла более удобную позу. Из книги, которую мне подсунула мама, я знала, что в недалеком будущем этот трепет сменится пинками, и мой живот заживет отдельной жизнью, как в той мерзкой и ужасной сцене из «Чужого». Брайс молчал, но слегка побледнел, и это смотрелось забавно, ведь обычно он вел себя невозмутимо.

– Ты как будто увидел призрак, – пошутила я.

От моего голоса он словно опомнился.

– Извини, – отозвался он. – Я помню, что ты беременна, но в сущности, не думаю об этом. Ты ведь даже в весе не прибавляешь.

Я наградила его за ложь благодарной улыбкой: около шести килограммов я уже прибавила.

– Кажется, твоя мама знает про беременность.

– Я ничего ей не…

– Это было ни к чему. Она же мама.

Странно, вдруг поняла я, но тема моей беременности всплыла впервые с тех пор, как мы украшали елку. Я видела, что Брайса мучает любопытство, но он не знает, как его выразить.

– Можешь спокойно спрашивать об этом, если хочешь, – сказала я. – Я не против.

Он отложил снимки на журнальный столик, его лицо стало задумчивым.

– Как я понимаю, ты только что почувствовала, что ребенок шевелится. А каково это вообще – быть беременной? Что-то изменилось?

– Долгое время меня тошнило по утрам, так что да, изменения были, а теперь они в основном незначительные. Я острее чувствую запахи, иногда меня вдруг клонит в сон. И конечно, часто бегаю в туалет, но это ты уже знаешь. А в остальном ничего особенного я не замечала. Но наверняка замечу, когда начнет расти живот.

– Когда должен родиться ребенок?

– Девятого мая.

– С такой точностью?

– Это по словам врача. Беременность продолжается двести восемьдесят дней.

– Этого я не знал.

– А тебе-то зачем?

Брайс негромко рассмеялся, потом снова стал серьезным.

– Это страшно? Думать о том, что отдашь ребенка на усыновление?

Я старательно обдумала ответ.

– И да, и нет. Я, конечно, надеюсь, что ребенка возьмет какая-нибудь хорошая пара, но заранее не угадаешь. Это меня в самом деле пугает, стоит только задуматься. И в то же время я понимаю, что быть мамой пока не готова. Я еще не закончила школу, так что обеспечить дочь не смогу. Я даже машину водить не умею.

– У тебя нет прав?

– Я собиралась начать учиться водить в ноябре, но вместо этого очутилась здесь, так что все планы пришлось отменить.

– Я могу научить тебя водить. В смысле, если мои родители согласятся. И твоя тетя, конечно.

– Правда?

– А что такого? В дальнем конце острова машины на дороге попадаются редко. Там папа и учил меня.

– Спасибо.

– Можно еще вопрос про ребенка?

– Конечно.

– Тебе надо будет дать ей имя?

– Не думаю. Когда я была у врача, он спросил только об одном – хочу ли я после родов взять ребенка на руки.

– А ты что?

– Пока не ответила, но вряд ли. Боюсь, если я возьму ее на руки, отдать ее потом будет гораздо труднее.

– А вообще про имена ты думала? Если бы понадобилось дать ей имя?

– Мне всегда нравилось имя Хлоя. Или София.

– Красивые имена. Может, тебе разрешат ее назвать.

Эта мысль мне понравилась.

– Но, честно говоря, о родах я стараюсь вообще не думать. Говорят, с первым ребенком они могут продолжаться больше суток. И я понятия не имею, как ребенок целиком сумеет…

Я не договорила, но и так все было ясно. Брайс понял меня и сочувственно поморщился.

– Если тебе от этого станет легче, моя мама никогда не рассказывает, как трудно было рожать. Зато иногда напоминает нам, что все мы плохо спали, так что все мы до сих пор искупаем свою вину за ее многолетний недосып.

– Вот это было бы тяжко. Поспать я люблю.

Он сложил руки, и я увидела, как на них задвигались мышцы.

– Если ты уедешь в мае, значит, сразу вернешься в школу?

– Не знаю, – ответила я. – Наверное, все зависит от того, догоню ли я остальных или даже уйду вперед. Может, мне и не понадобится появляться в школе, разве что на итоговых контрольных, или их я напишу дома. У родителей по этому поводу тоже будет свое мнение, – я провела рукой по волосам. – Кстати, они собирались навестить меня в конце этого месяца.

– Представляю, как ты будешь рада повидаться с ними.

– Ага, – согласилась я, но на самом деле испытывала перед этой встречей двойственные чувства. В отличие от тети, мои родители не из тех людей, рядом с которыми создается непринужденная атмосфера.

– У тебя бывает тяга к чему-нибудь особенному?

– Обожаю тетин бефстроганов, в основном потому, что он самый вкусный в мире. А прямо сейчас я бы с удовольствием съела горячий сэндвич с сыром, но не знаю, считается это тягой или нет. Я их всегда любила.

– Хочешь, я тебе приготовлю?

– Спасибо, но нет, не надо. Тетя скоро будет готовить ужин.

Он обвел взглядом комнату, словно размышляя, о чем бы еще спросить.

– Как у тебя с учебой?

– Ой, вот только давай не будем портить разговор! – воскликнула я. – Не хочу сейчас думать о школе.

– Честно говоря, закончив школу, я вздохнул с облегчением.

– Когда тебе уезжать в Вест-Пойнт?

– В июле.

– Волнуешься?

– Там все будет по-другому, – объяснил он. – Это не домашнее обучение. Там жесткая дисциплина, и я надеюсь, что сумею приспособиться к ней. Просто хочу, чтобы родители гордились мной.

Я чуть не засмеялась от нелепости его слов. Ну каким же надо быть родителем, чтобы не гордиться таким сыном? До меня не сразу дошло, что он совершенно серьезен.

– Они и так тобой гордятся.

Брайс потянулся к фотоаппарату, взял его, потом осторожно вернул на прежнее место.

– Ты как-то говорила, что твоя сестра Морган идеальна. Но знаешь, иметь таких братьев, как Ричард и Роберт, тоже непросто, – он говорил так тихо, что мне пришлось напрячь слух, а