– Дядя дяде рознь. Сигиберт со своей женушкой никогда не угомонятся, если их не остановить. Разве ты забыл нанесенное тебе оскорбление? – Она облокотилась на его колено, чувствуя, как этот пятидесятилетний мужчина дрожит и еле сдерживается, чтобы не наброситься на нее. – Скажи, ты забыл об этом?

– О чем забыл? – Хильперик с улыбкой появился в зале и поприветствовал брата. – Почему ты не сообщил о своем приезде?

– Из опасения, что ты не станешь меня ждать, – признался Гунтрамн. – На правах хозяина замка ты можешь отправить меня восвояси, но прежде выслушай.

Хильперик кивнул и сел на скамью:

– Говори.

– Я чувствую, что примирить тебя с Сигибертом невозможно, – начал старший брат, – по крайней мере сейчас, и потому отказываюсь от посредничества.

– А вот это правильно, – хмыкнул Хильперик, подумав, что Гунтрамн был и остался трусом и святошей.

Брат поднял руку, как бы призывая к молчанию:

– Подожди, я еще не закончил. Я люблю вас обоих и хочу добиться вашего примирения.

Фредегонда с удивлением посмотрела на мужа: она ничего не понимала.

– Я обратился к духовному собору, – пояснил старший брат. – По моему приказанию все епископы королевства, не принимавшие участия в вашей ссоре, должны были съехаться в Париж. Надеюсь, тебе понятно, почему именно туда?

Это было понятно даже Фредегонде. По раздельному договору в этот город не мог вступить ни один из братьев без разрешения других.

Король Руана презрительно скривил губы:

– Узнаю дорогого братца Гунтрамна. Ты всегда перекладывал на других сложные решения. Знаешь, дорогой, редкому человеку удается угодить абсолютно всем. А чаще всего такого господина начинают проклинать.

Брат крепко сжал его мускулистую руку:

– Ты зря гневаешься. – Он достал из походной сумки какие-то бумаги и кинул Хильперику. – Это послание духовного собора. Они просят тебя не посягать на владения Сигиберта.

Улыбка короля Руана стала еще презрительнее:

– И кто состоит в этом духовном соборе? Подожди, сейчас попробую догадаться. Епископ Германий, который до сих пор не признает Фредегонду моей женой, епископ Претекстат, который всегда заглядывал ему в рот? Ах да, есть еще Конституций, настолько заплывший жиром, что на нем трещит его фиолетовая риза… Ну и, конечно, еще больше двух десятков прелатов, до смерти боящихся потерять свое влияние, если мы создадим новые епархии. – Он сбросил бумаги на пол. – Думаешь, ими движет желание примирить нас? Нет, они не желают терять лакомые кусочки своих территорий – и только.

Гунтрамн посмотрел брату в глаза – они были холодны как лед.

– Тебе не справиться с Сигибертом, – произнес он, отчаянно взывая к разуму Хильперика. – Я чувствую, они с Брунгильдой не намерены оставлять вас в живых.

Фредегонда встала и обняла мужа за плечи.

– Мы еще посмотрим, кто погибнет первым, – сказала она зловеще, и от ее голоса по коже Гунтрамна побежали мурашки.

Хильперик кивнул на жену:

– Никто не понимает меня так, как она. Я во всем с ней согласен.

Гунтрамн встал и пожал плечами:

– Как сказал Понтий Пилат, я умываю руки. Если ваша самонадеянность вас обманет, я не буду чувствовать себя виноватым.

Хильперик впервые за весь разговор улыбнулся – не презрительно, а доброжелательно и понимающе.

– Конечно, но хватит об этом. Наверняка столы уже накрыты. Я не хочу, чтобы ты обвинил нас в негостеприимстве.

Вздохнув, старший брат галантно подал руку Фредегонде и с сожалением посмотрел на нее. Женщине впервые за время их разговора стало страшно, и холодок неотвратимой беды пополз по позвоночнику.

После отъезда