Я закончил, наблюдая за задумчивыми лицами. Казалось, мои слова нашли отклик. Философы в лагере уже начали распространять идеи нового стоицизма. Этот маховик не остановить. Конечно, противники найдутся, но каждый из них будет изолирован. Мы построим систему, в которой порядок и баланс станут основой всего.

— А я согласен с тем что сейчас сказал цезарь! - наконец сказал Пертинакс, у него всегда было развито чувство справедливости, — И насчет политики умиротворения для варваров, и насчет состояния легионов. Да! Зачем нам закрывать глаза, если есть проблема? И то что латифундисты должны делится, тоже вижу по справедливости. Если сейчас удачный момент – надо вытрясти их мошну. Все равно они восполняют затраты.

— Именно, - подтвердил я – нужно ясно понимать. Латифундии существуют лишь потому, что на лимесе защищают легионы нашу Империю. Это надо твердо помнить. Мир приносит благоденствие не только лично Императору.

Наконец все по очереди высказали свое мнение. Было ясно что моя позиция победила, так как убедила всех в том, что является лучшей. А раз так, то мы начали работать над планом умиротворения.

***

928(175) июнь, резиденция префекта Египта, Александрия

Публий Авид Торкват наслаждался прохладой своей резиденции, расположенной недалеко от моря. Дневной бриз был единственным спасением от неумолимого зноя. Слегка потягивая лёгкое вино, чтобы не терять ясности мыслей, он читал трактат, недавно присланный знакомым математиком. Этот учёный, увлечённый какими-то новыми открытиями, отправился на север, в лагерь императора.

Сначала Торкват прочитал восторженное письмо Клемента о событиях в лагере. Оно показалось ему крайне интересным. Как политик, Публий уловил то, на что учёный не обратил должного внимания. В лагере возник новый политик — Люций Аврелий Коммод, сын императора. Клемент был восхищён научными открытиями, но Торкват видел за ними политическую перспективу. Пока Коммод ещё молод, но в нём уже чувствуется масштаб личности, и префект умел замечать такие вещи.

Отложив пергамент, Публий задумался. Идеи, изложенные в Манифесте, поражали своей новизной и смелостью. «Стоицизм Империи», — мысленно повторил он ключевую формулировку. Это был не просто философский трактат, а идейное обоснование существования Империи. Империя теперь позиционировалась как воплощение универсального порядка, а значит, единственное легитимное государство.

Эти намёки и тонкие интонации не ускользнули от Торквата. Новая идеология была ясна: Империя может иметь только одного Императора. Любой другой правитель — это нарушение порядка. Теперь любой бунт, любая узурпация теряли легитимность на самом концептуальном уровне. Сенат, в свою очередь, должен был утратить прежнее влияние, а власть императора только укрепиться. А еще он чувствовал что эти идеи очень привлекательны. Каждый найдет в них какую-то выгоду.

«Над этим стоит серьёзно подумать», — решил он.

Мысли вернулись к Кассию Авидию, амбициозному генералу. Когда-то его идеи о захвате власти казались забавными, но теперь ситуация стала тревожной. Генерал больше не был нужен, особенно после того, как был куплен легат Регул. Этот юноша оказался не только эффективным, но и перспективным выбором. Император не ошибся с его выбором.

Однако Кассий оставался проблемой. Его настойчивость в стремлении стать императором выходила за рамки разумного. «Откуда такие амбиции?» — думал Торкват. Если даже цезарь в столь юном возрасте пишет Манифест, открыто утверждающий превосходство Империи и её порядка, то это означает одно: Коммод не проявит ни малейшей снисходительности к мятежникам.

Поддержка Кассия в этих условиях выглядела крайне неразумной. Публий знал, что в его окружении оставались те, кто продолжал рассматривать идею отделения и создания небольшого независимого государства. «Их нужно предупредить», — решил он.

Император завершал войну на севере. Торкват был уверен: как только это произойдёт, легионы Марка Аврелия двинутся на юг. В таком случае у Кассия просто не останется шансов. Оставалось надеяться, что лишённый поддержки, генерал проявит благоразумие и откажется от своих притязаний.

Глава 15

928(175) июнь, земли квадов

Моё желание выучить маркоманский язык оказалось весьма удачной идеей. Изначально я начал его изучать, готовясь к возможным особым переговорам, и вот теперь это пригодилось.

Тогда на военном совете мы пришли к выводу, что нет смысла двигаться всей армией в одном направлении для текущих задач. Конечно, это всё ещё небезопасно, но инициатива сейчас на нашей стороне. Эти варвары просто не ожидают столь нетривиальных действий от римлян. Мы начали искать в легионах тех, кто мог хотя бы сносно общаться на языках квадов, маркоманов и языгов. Да, языгов мы только что подмяли. Но почему бы не наведаться к ним вновь? Официально — для найма добровольцев. А неофициально — для разведки.

Моя идея включала не только уточнение численности и возможностей местного населения, но и секретные переговоры со старейшинами. Я понимал, что вначале они могут воспринять наше поведение как очередной римский обман. Это допустимо, но не в той мере, как они привыкли себе представлять.

Первым этапом стало прощупывание почвы: изучение местных раскладов власти, выяснение, кто с кем связан, кто готов к сотрудничеству. Договариваться со всеми старейшинами было бессмысленно — их слишком много. Нужно выбирать тех, кто наиболее договороспособен и амбициозен. Если кто-то из них начнёт набивать цену, достаточно намекнуть, что в соседнем селении есть другой старейшина, с которым они враждуют с юности. И тот будет рад услышать, что уважаемый старейшина еще не решился. Остальное они додумывают сами. Так мы добьёмся необходимого результата.

Параллельно мы начали рекрутировать юношей 14–16 лет, полных желания прославиться в римской армии. Римская дисциплина сделает из них настоящих солдат и, со временем, римлян. Более взрослых брать не имело смысла: их сложнее перевоспитать, а острой необходимости в этом сейчас не было.

Римские центурии наводнили земли сарматов, но вели себя на удивление мирно. Никто не насиловал, не грабил, солдаты были учтивы, платили за услуги, иногда даже помогали местным жителям. Вожди получали подарки и формальное уважение, но основное внимание и помощь мы оказывали старейшинам.

Как и ожидалось, поначалу старейшины были недоверчивы и даже пугливы. Но с каждым днём подарки, доброе отношение и заманчивые перспективы меняли их настрой. Постепенно они начали вовлекаться в процесс будущего дележа власти и благ. Каждый пытался укрепить свою позицию через связи с римлянами. Мы учли это, формируя две-три группировки старейшин, которые поддерживали бы друг друга против вождей,