Шрифт:
Закладка:
Онисикрат вновь задумался. Моё предложение, понятное для меня, в этом мире выглядело новым и необычным. Это была попытка объединить философию, политику и даже экономику в единую программу. Политическая платформа Империи, её «символ веры».
— Но разве такой трактат не столкнётся с той же проблемой разного понимания? — спросил учитель, скептически приподняв бровь.
— Этого не избежать, — покачал я головой. — Но это не повод уклоняться от проблемы. Истина рождается в споре. Пусть разногласия касаются деталей и воплощения идей, а не самих основ. Это и будет принципом адаптивности, который сделает нашу философию жизнеспособной. А черезмерные или бездумные изменения предотвратит именно манифест, где чётко обозначены ключевые тезисы. Именно поэтому мы должны продумать и изложить их так, чтобы они стали незыблемым фундаментом.
Онисикрат зашагал по комнате, складывая руки за спину.
— Что же, ты прав. Мы должны написать этот манифест. Пусть он станет отправной точкой. Как только он будет готов, многое прояснится, — задумчиво произнёс он, а затем остановился и посмотрел на меня. — Не знаю почему, но я верю тебе в этом, Коммод.
Так мы вдвоём приступили к непростой задаче — написанию первого в этом мире Манифеста Имперского Стоицизма. Задача оказалась сложнее, чем я предполагал. Даже зная, к чему стремлюсь, как должен выглядеть итоговый текст, и чётко понимая основные тезисы, воплотить их на пергаменте было нелегко.
Мы работали два месяца, обдумывая каждую строчку, взвешивая каждое слово, пока наконец не остались довольны результатом.
Когда я зачитал Манифест в амфитеатре, реакция философов превзошла все ожидания. Фурор, который он вызвал, напомнил мне ту волну восторга и обсуждений, что недавно произвели открытия наших математиков.
Глава 14
928(175) февраль, Карнунт, Паннония
Я пригласил Галена для обсуждения одного перспективного дела. Время для этого, как мне казалось, уже настало. Если задуматься, сколько ему потребуется, чтобы всё изучить, обработать данные и сделать выводы, то лучше начинать сейчас, чтобы результаты послужили в будущем.
— Сальве, Цезарь! — поклонился Гален, входя в комнату.
— Сальве, уважаемый Гален, — ответил я, жестом приглашая его присесть.
После короткого обмена любезностями и обсуждения текущих дел я перешёл к сути:
— Уважаемый Гален, вы знаете, что иногда мои мысли идут по неочевидным путям, — начал я, выбирая слова.
— О, это бесспорно, Цезарь, — улыбнулся он. — Несмотря на некоторые расхождения в наших взглядах на природу вещей, не могу не признать ваш редкий ум. Ваши идеи не перестают удивлять и вдохновлять. Я даже начинаю пересматривать некоторые свои убеждения.
Я ответил на его любезность лёгкой улыбкой. Его реакция была предсказуема: после того, как мои математические и философские идеи произвели такой эффект, даже медики перестали быть непоколебимы.
— Но сегодня, — продолжил я, — я не стану вдаваться в теории микромира. Без доказательств это пока пустая трата времени. Вместо этого я хотел бы попросить вас сосредоточиться на другом.
— Попросить? — удивился Гален, наклоняясь чуть вперёд. — Я вас слушаю.
— Да, это именно просьба. Дело касается.. пальцев.
— Пальцев? — переспросил он, подняв бровь. — Цезарь, простите за вопрос, но что может быть особенного в пальцах?
— Именно пальцы. — Я поднял руку, показывая подушечки на своих пальцах. — Обратите внимание на эти узоры. Они кажутся случайными, но я заметил, что у каждого человека они разные. Я проверил свои, рабов и отца с матерью. Или это лишь моё воображение?
Гален выглядел озадаченным, но внимательно посмотрел на мои пальцы, потом на свои.
— Хм… Возможно, вы правы, но я не вижу в этом ничего значительного. К чему такая необычная просьба? Или же вы заинтересовались наукой и судьбе?
— Нет, хотя хиромантия, тоже намекает что эти узоры, как и судьба, у каждого свои. Я хочу, чтобы вы это проверили, — спокойно ответил я. — Если мои наблюдения верны, это может быть важным. Узоры на пальцах неизменны с рождения, но, возможно, уникальны у каждого человека.
— Вы предлагаете мне посвятить время изучению… пальцев? Это, признаюсь, кажется мне странным, хотя и интригующим.
— Я понимаю ваш скепсис. — Я кивнул, сохраняя спокойствие. — Если у вас нет времени, поручите эту задачу своим ученикам или помощникам. Пусть они соберут данные. Это не срочно, но важно.
— Я подумаю, кому это доверить. — Гален вздохнул и потер висок. — Однако, Цезарь, вы всё ещё не объяснили, зачем это нужно.
Я поднялся со стула, подошёл к столу, взял небольшой кусок воска и, приблизившись к жаровне, начал его размягчать. Тепло быстро сделало воск мягким и податливым. Я осторожно вдавил в него большой палец, оставив чёткий отпечаток. Вернувшись к Галену, я протянул ему этот кусок.
— Посмотрите, уважаемый Гален. Видите, как легко и чётко оставить отпечаток пальца на размягчённом воске? — спросил я.
Он взял воск, внимательно изучая узор, который остался на его поверхности.
— Вижу, — задумчиво произнёс он, поворачивая кусок в руках, чтобы лучше разглядеть линии.
— А теперь подумайте, если окажется, что у каждого человека свой узор. Разве это не открывает новые возможности? — продолжил я, наблюдая за его реакцией.
Гален морщился, вертел воск, а затем поднял взгляд на меня:
— Простите, цезарь, но пока не могу уловить как это использовать. Хотя, постойте… — он замолчал, а затем вдруг оживился. — Использовать! Вы хотите использовать это как печать?
Я слегка улыбнулся и кивнул:
— Именно. Представьте: если у каждого человека свой уникальный отпечаток, то подделать такой узор будет невозможно. Это станет средством подтверждения личности отправителя.
Гален вздохнул и на мгновение прикрыл глаза, будто взвешивал мои слова.
— Не знаю, цезарь. У нас есть подписи, есть печати. Разве недостаточно этих методов? Кому придёт в голову их подделывать? Честно, мне даже в голову не приходило что можно подделать.
— Увы, в государственных делах всякое случается, — туманно ответил я. — Я не предлагаю отменить существующие способы. Но представьте, как это может повысить доверие в некоторых ситуациях.
Он снова посмотрел на воск, помолчал, а затем медленно произнёс:
— Хорошо. Я поручу это одному
