Коммоду. Мы все уже немало знаем о его достижениях в математике. Его идея о языке математики стала известна по всей Империи, и мы все признали её значимость. Что ж, послушаем, что в этот раз скажет наш цезарь!

Я поднялся со своего места и встал так, чтобы меня было хорошо видно и слышно. Конечно, амфитеатр подошёл бы лучше для таких речей, но и так хорошо.

— Приветствую вас, уважаемые гости! — начал я, поклонившись. — Этот достойный пир собрал здесь лучших людей Империи: сенаторов, советников, воинов, философов, учёных, а также знатных людей, стоящих на страже общего дела.

Гости кивали, выражая благодарность за эти слова.

— Сегодняшний день как нельзя лучше символизирует важное явление: переход от старого к новому. Мы, римляне, чтим традиции. На этом и стоит наша Империя. Но нам не чужды и новшества, которые обновляют старое. Именно в этом кроется наша сила. Мы сильны, потому что умеем соединять традицию и адаптацию! Мы не держимся за прошлое, как варвары, но и не скатываемся в хаос бездумных изменений, забывая свои корни.

В зале повисла внимательная тишина.

— Примером тому служит наш римский легион. Когда-то мы переняли у греков их фаланги. Позже создали манипулы, сделав армию более гибкой. У испанских племён мы заимствовали гладиус, а у кельтов — кольчугу. Но пусть кто-нибудь скажет, что римский легион — это не наше изобретение!

На мгновение я замолчал, оглядев зал.

— Вспомните реформы Мария: легионы изменились, но остались римскими. Потом появились когорты. Траян, готовясь завоевать Дакию, снова изменил вооружение. И сейчас, в войне с маркоманами, наши легионы не такие, как десять лет назад. Но это всё ещё римские легионы! И знаете, почему они побеждают варваров? Потому что мы учимся, мы меняемся, мы обновляемся, чтобы стать сильнее!

Зал загудел от одобрения, особенно военные. Эти слова нашли отклик в их сердцах, напоминая, что успех Империи зиждется на умении адаптироваться, сохраняя её суть.

— Но этот принцип адаптации касается не только легионов. Сегодня я хотел бы поговорить о философии.

Зал снова затих, гости с интересом обратили внимание на мои слова.

— Мы, римляне, давно признали учение стоиков достойным нашего народа. Стоицизм стал основой нашего духа, наших убеждений. Это учение помогает нам преодолевать трудности, воспитывает добродетели, которые укрепляют наш общий труд.

Я выдержал паузу, оглядывая собравшихся.

— Разве нужно мне вдаваться в подробности, описать во что превратится наша жизнь, если мы все отринем добродетели? Подумайте сами: как изменится наша жизнь, если бы мы отвергли добродетели? Если бы каждый стал ценить лишь себя, презирая помощь нуждающемуся, воруя, грабя, убивая ради своего удовольствия? Кто из вас захотел бы жить в государстве полном пороков?

Я заметил, как лица гостей помрачнели. Некоторые согласно кивали.

— Ответ очевиден. Никто не пожелает такого. Досточтимые греки, начиная с Платона, искали способы создать идеальное государство. Они задавались вопросом: как соединить философию и политику? Как привнести добродетели в управление? Но история показала, что их поиски не увенчались успехом.

Мои слова вызвали легкое напряжение. Отец и греческие философы нахмурились, а я продолжил:

— Неужели нет решения?

— И его нашёл юный цезарь? — с нетерпением выкрикнул кто-то.

— Возможно, я нашёл идеи, — ответил я сдержанно. — А является ли они решением, решать нам всем.

Гости внимательно слушали.

— Если взглянуть на философию глазами Януса, мы увидим, что новые философии всегда находили ответы на вопросы, перед которыми старые оказывались бессильны. Есть ли вопросы, которые ставят в тупик наш стоицизм? Да, они есть.

— Мой отец, наш император, всем сердцем принял стоицизм. Он воплощает мечту правителя-философа. Стоицизм — достойная философия, которую я также принял и внимательно изучал. Я верю, что ей должны следовать все в идеальном государстве.

Я снова сделал паузу, чтобы слова улеглись.

— Но, увы, наша Империя не идеальна. Многие говорят, что стоицизм слишком строг, сложен, труден для понимания и исполнения. Наша философия прекрасна, но она родилась в другое время, для других задач. Всё меняется. Стоицизм тоже должен измениться, чтобы решать задачи нашего времени.

Гости начали переглядываться, а я усилил голос, чтобы подчеркнуть мысль:

— Мы не отвергаем стоицизм. Мы развиваем его. Как зерно вырастает в стебель, а затем в дерево, так и стоицизм должен обрести новые ветви, чтобы соответствовать нашему времени.

Некоторые из гостей одобрительно кивали, а я решил закончить с яркой метафорой:

— Если сравнить стоицизм с воином, то он рождает могучих одиночек — титанов, которые вызывают страх и восхищение. Это воины подобные тем, которых воспитывают германцы. Но мы, римляне, побеждаем не отдельными героями, а легионами. Легион — это наша сила. Стоицизм же учит быть сильным в одиночку, но не ставит перед собой задачу воспитать армию. Это одно из противоречий между стоицизмом и нашей Империей.

В зале послышался шум, вызванный обсуждениями. Военные переглядывались, философы озадаченно кивали. Я видел, что моя речь задела присутствующих и дала пищу для размышлений.

— Меня спрашивали, почему я так критически отношусь к христианству? — начал я, оглядывая зал. — На первый взгляд, их учение подражает стоицизму. Но взгляните глубже: оно уводит людей в размышления о загробной жизни. А мы строим Империю в этой жизни. Если же опять говорить метафорами, то христиане строят армию, но не для Империи. А Империи нужен римский легион.

Я сделал паузу, чтобы гости осмыслили мои слова.

— Конечно, у меня есть претензии к христианам, но они не только мои. Однако обратите внимание на главное: несмотря на гонения, репрессии, их учение распространяется. Люди, которые раньше придерживались стоицизма, переходят в христианство. Почему?

Зал замер в ожидании ответа, но я не спешил.

— У этого есть причины. Но если я начну объяснять их сейчас, наш пир перестанет быть пиром. Поэтому я ограничусь лишь введением, а более глубокое обсуждение предлагаю перенести на следующие дни для тех, кто заинтересован.

Я обвёл взглядом молчащий зал, стараясь прочитать на лицах реакции.

— Давайте вернёмся к стоицизму. Он учит нас опираться на внутренние силы. Это правильно, и это делает нас сильнее. Но задумайтесь: человек живёт не один, он окружён средой, другими людьми. Мы не можем игнорировать эти внешние силы.

Я заметил, как некоторые гости одобрительно кивнули, а философы напряглись в ожидании чего-то нового.

— Стоицизм должен развиваться. Мы не отвергаем старого, но добавляем новое. Это не подмена, а дополнение. Новое видение, которое я предлагаю, можно назвать