Шрифт:
Закладка:
– Мне правда страшно, Себ, – всхлипываю я. – Думаю, это был я. Я убил ее. Что, если это я ее убил?
Тяжесть руки на плече вместо всех слов – она остается там, пока мои слезы не прекращают литься. Размышляю над тем, что говорил. Это правда. Я больше не понимаю, где проходят границы моего безумия.
Наконец он отходит от меня и снова садится на стул.
– Если и есть что-то, что я с уверенностью о тебе знаю, – говорит Себ, – это то, что ты на такое не способен. Ты ее любил. Ты не убивал ее.
– Как ты можешь быть уверен? – спрашиваю я. – Если даже я в этом не уверен?
– Ты сам говорил. Там был еще кто-то. Ты видел, как он это сделал. Тебе нужно лишь убедить в этом полицию. Я поговорю с ними, Ксандер. Расскажу, как много она для тебя значила.
– Спасибо, Себ. Но думаю, все это в прошлом.
Остаток дня мы проводим, тихо занимаясь другими делами. Себ делает какие-то звонки и отменяет намеченные встречи. Он меняет костюм на джинсы и темно-зеленый кашемировый свитер. А когда начинает смеркаться, Себ решается спросить о том, о чем долго, точно знаю, не решался:
– Могу задать вопрос?
– Конечно.
– Что у полиции на тебя? Они ведь зарегистрировали это как несчастный случай. Что изменилось?
Хоть я и ждал этот вопрос, готового ответа у меня нет.
– Я был там. Сказал им, что был свидетелем убийства. Ее убийства.
Он обдумывает услышанное.
– Но я уверен, что люди постоянно сознаются в убийствах, которых не совершали. Я видел этих ненормальных на телевидении, которые… – Тут он осекается. – Должно же быть что-то еще?
– Солиситор считала так же. Пока…
– Пока что?
– Доллары. Они обнаружили долларовый счет. Они знают, что я снял все подчистую незадолго до того, как Грейс… – Закончить предложение у меня не хватает духу.
– Что? – переспрашивает он и останавливается, чтобы закатать рукава.
Лицо его напряжено.
– Я вспомнил, Себ. Вспомнил, что принес их сюда.
– Ах, да. – Он хмурится. – Бенсы.
Пялюсь на него, снова услышав это непонятное слово.
– Бенсы. Мы называли их бенсами. От Бенджамина Франклина. Чье лицо на стодолларовых банкнотах.
Теперь я вспоминаю, как каждый раз, говоря о них, мы будто превращались в гангстеров из 1930-х. Цепляюсь глазами за Себа, надеясь выловить его взгляд, но он отворачивается. Одну или две секунды я смотрю на него, а потом момент уже отыгран. В голове крутится мысль, но я отбрасываю ее. С моей стороны было бы неблагодарным задаваться вопросом, специально ли он отводит взгляд.
– Себ, мне нужны деньги, – наконец произношу я.
Он кивает.
– Конечно. Только почему это так важно? Это же не улика в расследовании убийства? – Себ начинает ерзать на стуле.
– Они думают, я убил ее из-за денег. Вот почему мне они так нужны.
– Из-за твоих денег, Ксанд. Ты не мог убить ее из-за своих денег.
– Моих там только половина, Себ. Только половина. – Оглядываюсь вокруг, чтобы не смотреть ему в глаза. Мне неловко, но я должен спросить: – Что с деньгами, Себ?
Он елозит на стуле, быстро моргает.
– Ничего. Они все так же наверху на чердаке.
Меня кидает в жар.
– Так доллары еще там?
– Да.
– И ты не положил их в банк или, не знаю, не отдал Грейс, ее родственникам?
Он смотрит на меня.
– Насколько мне было известно, деньги принадлежали тебе. Я хранил их для тебя. К тому же она никогда их у меня не просила, а даже если б и попросила, не уверен, что я бы отдал.
Делаю вдох и пытаюсь обработать услышанное. Деньги все еще там. Невероятно, после стольких лет. Меня переполняет благодарность Себу за его дружбу, надежность.
– Где они? Можно их увидеть?
– Они на чердаке. Можешь увидеть когда вздумается.
– Пойдем сейчас?
– Сейчас? Правда? – спрашивает он и делает паузу.
Изучает мое лицо.
– Хорошо. Пойдем.
Мы проходим через коридор и поднимаемся по лестнице. На верхнем пролете он останавливается, уходит что-то искать. Что именно – не знаю, пока он не появляется из комнаты, держа в руках это – специальную удочку, чтобы открыть люк. Задрав голову, он цепляет удочкой за кольцо, и вниз плавно выезжает лестница.
– Пойду первым и включу свет, – говорит он и лезет наверх.
Следую за ним. Пол выложен фанерой, он достаточно опрятен и чист для чердака. Там пыль, но видны островки, где этот ровный слой нарушен. Наблюдаю, как он пробирается вперед, пригнувшись, чтобы не удариться о балки. Потом он останавливается, оглядывается и зовет меня.
– Вот.
Пока иду к нему, замечаю то, что искрой разжигает память. Маленькую картонную коробочку. Воспоминания о ней стрелой пронзают меня. Протягиваю ее Себу.
– Твоя? – спрашиваю я.
Он косит на нее глаза и отвечает:
– Твоя же, нет? Одна из вещей, что ты оставил. Полиция успела забрать кое-что во время обыска, пока я не выставил их. Прости. Не смог их остановить. Вот дерьмо, только погляди на бардак после них.
Он обводит взглядом перевернутые коробки и торчащие доски от сломанной мебели.
Открываю коробку – в ней всякое барахло из прошлой жизни. Миниатюрная куколка с головой кошки. Полированный зеленый камень, который подарила мне Грейс. Билет на концерт. Какие-то пластиковые позолоченные монетки. А в самом низу – томик Пруста. Беру его и не могу отвести взгляд – это вещь, которой я обладал треть века тому назад.
– Ксанд? – зовет Себ.
Он ждет меня.
Кладу книгу в карман и, подойдя к Себу, смотрю туда же, куда и он. На сундук. Совершенно забыл о нем, до этого момента. Когда я пришел сюда с деньгами, в саду стоял старый сосновый сундук. Себу и Нине он служил кофейным столиком. На одной из стенок со временем образовалась трещина – достаточно большая, чтобы Нина решила избавиться от него. И когда мы поднялись на чердак с деньгами, я о нем вспомнил.
– Конечно, – ответил Себ, когда я предложил сложить деньги в сундук.
Я затащил сундук по лестнице наверх, и мы запихали туда мешки. Себ запер его на висячий замок, который где-то нашел, и вручил мне ключ.
На крышке сундука слой пыли – несколько тоньше, чем можно было бы ожидать. Наклоняюсь, чтобы открыть, но тут же осознаю, что он заперт, а ключа у меня нет. Сохранил ли я ключ? Был ли он у меня? Память об этом теплится где-то глубоко, но на ней слишком толстый слой грязи, не дотянуться.
Мозг тут же
