Когда я вернулся, все замолчали.

– Вот твоя сумка, волчонок. – Старуха бросила мои вещи.

К счастью, внутри лежал мой дневник. Это очень, очень помогает сейчас. Заснуть бы всё равно не получилось, а так хотя бы документирую случившееся.

Но, кажется, по моему лицу этого было не понять, потому что ведьма посмотрела на меня с каким-то… сочувствием, что ли.

– Не бойся, мальчик, лучше выпей.

Оборотни все сидели вокруг костра и пили из одной большой чарки, которую передавали друг другу.

– Что это?

– Выпей, милый, – ласково проговорила Марина.

Меня вообще-то воротит от всяких там «милых», но на этот раз я пропустил мимо ушей.

А Марек вдруг предательски воскликнул:

– Пей до дна!

События Долгой ночи были настолько невероятными, что я уже не мог сопротивляться безумию и сделал глоток чего-то горьковатого, пенящегося. Один глоток, за ним второй, и так под всеобщее «пей до дна», пока и вправду не осушил чарку.

А когда, довольно улыбаясь, попросил ещё, ведьма-волчица захлопала в ладоши.

– Да он совсем наш. Был волчонок, – сказала она, хитро щурясь, – станет волк.

– Никогда, – процедил я. Радость тут же словно водой смыло. Дрожь ледяная, колкая добралась до самых костей.

– Не пугай его, Дэгрун, – раздался мягкий голос.

Мы все оглянулись. Княжна стояла в стороне от костра, пытаясь удержать бесчувственную девушку в сером намокшем платье.

– Клара…

Оборотни подскочили со своих мест, кинулись к Княжне. И я тоже, но поспешил не к ней, а к Кларе.

– Нашла её у Русальего острова, – неожиданно виновато пояснила Княжна. – Она в порядке, просто… Дэгрун, поможешь?.. – обратилась она к ведьме-волчице.

Я подхватил Клару на руки.

– Ей нужно домой, к отцу. Он доктор…

– Его больше нет, – зло сказала Анна.

– Тогда… ей нужно к людям.

– Принеси её сюда, волчонок, – приказала ведьма-волчица.

Недоверчиво я обернулся на старуху. Однажды она пыталась забрать мою жизнь и подчинить себе, обратить человека в волка. С этими восемью у неё всё получилось. Ведьма украла их прошлую жизнь. Как можно ей доверять?

– Дэгрун умеет излечивать опасные раны и болезни, – проговорила негромко Княжна.

Я старался на неё не смотреть, но знал, что она выглядела на удивление смущённой.

Всё внимание я старался уделить Кларе на моих руках. Её губы были синими, а кожа бледной. Она казалась совсем ледяной. Заснувшей слишком глубоким, пугающим сном.

Медленно, не желая выпускать Клару из рук, я подошёл к старухе. Она по-прежнему сидела на своём месте у костра, наблюдала за мной с лукавой улыбкой.

– Давай её сюда, волчонок. Не трону… и не превращу ни во что. Но ей нужны силы, – сказала Дэгрун (видимо, так, на скренорский манер, её зовут. Не представляю, откуда у нашего Бездонного озера появились скренорцы. Волчий лог находится слишком далеко от северных островов).

– Якуб, – позвала старуха, – подбрось дров в костёр. Мне нужен будет огонь.

Пусть я старался не отрывать глаз от Клары, но заметил, что почти все оборотни окружили Княжну. Вместе они сидели по другую сторону костра и что-то негромко обсуждали.

Мне же было мучительно стыдно смотреть на Княжну. И потому, что она знала о моей глупой непрошенной любви, и потому, что я пусть и на короткое время, но посчитал её виновной в убийствах.

Дэгрун положила Клару на подстилку, головой к себе на колени. Подняв руки, старуха прищурилась, повела пальцами, точно ухватила тонкую нить. Я нахмурился, а Якуб, разводивший огонь пожарче, пояснил:

– Дэгрун плетёт чары. Укрепляет жизнь в девушке. Ты не можешь этого увидеть, но её нить почти оборвалась.

– Нить?

– Нить жизни. Она есть у каждого, но увидеть её может только чародей или такой, как я, кого коснулась чародейская сила. Нить на вид такая золотая, пылает огнём, когда крепкая. А у твоей подруги нить тонкая, едва теплится.

– Её пытались утопить русалки, – раздался с другой стороны костра голос Княжны. – Катажинка вытащила её из воды.

Только тогда я заметил на запястье Клары следы волчьих зубов.

– Русалки посреди зимы? – удивился Якуб. – Почему они не в спячке?

– Потому что духи ощущают волнение. Сегодня граница снова сдвинулась.

Анна понурила голову, и короткие волосы мокрыми сосульками упали ей на лоб.

– Я пыталась их остановить…

– Не вини себя. Граф разрушил уже не одно святилище.

– Зачем он это делает? – Не выдержав, я прямо посмотрел на Княжну. – Зачем ему так нужен лес? Только ради того, чтобы стать оборотнем?

Вот уж чего мне точно не понять. С самого детства, с первой встречи с ведьмой-волчицей, я мучился от страшных снов, в которых вместо рук у меня были звериные лапы, в которых на меня накинули волчью шкуру и уже никогда не сняли обратно.

– Ради Великого леса. И Совиной башни. – Княжна кивнула куда-то мне за спину, в темноту.

Я оглянулся и на сереющем, словно ледяная стена, ночном небе заметил очертания стен. Прямо посреди Великого леса, окружённая елями, стояла высокая башня. Совсем как в сказке, рассказанной охотником.

– Когда-то здесь был город чародеев, – сказала нарочито равнодушным голосом Княжна. – Но его разрушило время.

– А вы… что же… на улице под открытым небом живёте?

Оборотни засмеялись.

– Сегодня Ночь костров, – пожал плечами Якуб и взялся за топор, чтобы нарубить ещё дров. – Так положено. Конечно, у нас есть избы. Мы привели почти целую улицу в порядок. Весь город, конечно, восстановить нам не по силам. Да и незачем. Нас слишком мало. А в башню мы не ходим. Она только для Старшей Совы.

– Для кого?

– Для главной чародейки Великого леса. – Он посмотрел на Княжну.

Она сидела, окружённая волчатами, точно настоящая княжна со своей свитой. Вишнёвый платок оттенял бледное лицо и делал кожу фарфорово-белой.

Я хотел задать ещё сотни вопросов, но Клара вдруг судорожно вздохнула, и всё моё внимание вернулось к ней и к ведьме-волчице.

Дэгрун сделала движение, точно обвязала запястье Клары невидимой нитью. Кожа девушки порозовела.

– Жить будет. Может, даже не простудится, – сказала старуха. – Но стоит вернуть её домой, пока не проснулась. Ты, волчонок, уведи девушку обратно к людям. Она никогда не ступала на наши земли. Тебе уже не сбежать, но ей ещё не поздно.

И с этими словами Дэгрун провела рукой по волчьей шкуре, прикрывавшей её ноги. Я сразу узнал её.

– А это…

– Да, мой муж. Твой отец снял с него шкуру после смерти. С моих волчат тоже, но я их все выкрала, все подарила своим новым детям. Только одну, которая принадлежала моему мужу, сохранила…

Пожалуй, не стоило задавать такие вопросы, но во мне взыграла дурацкая привычка фольклориста.

– А шкура нужна, чтобы…

– Да, волчья шкура нужна, чтобы превратиться в волка, – кивнула ведьма. – Совиные перья – чтобы в сову. Заячья лапка – чтобы в зайца…

С каждым словом она всё шире расплывалась в улыбке, а я, кажется, сильнее бледнел.

– Я не хочу, чтобы она тосковала в одиночестве. – Голос Дэгрун вдруг переменился, а взгляд устремился мне за плечо, туда, где стояла она.

– Почему ей должно стать одиноко?

– Потому что граф начал охоту, и скоро кто-нибудь из нас погибнет. – Лицо старухи оставалось непроницаемым, но в голосе слышались обречённость и смирение. Она уже знала свою судьбу и приняла её. – Многие из нас погибнут…

Дэгрун перевела взгляд на меня, и я невольно немного отпрянул.

– Ты не нравишься мне, мальчишка. Сказу честно: я ненавижу тебя за тебя самого. За кровь твоего отца, который убил всю мою семью. За имя твоих предков, которые правили Бездонным озером многие века и не давали жизни простым людям. Я не люблю тебя за слабость и даже за всю твою… человечность. Но, наверное, ей нужен будет кто-нибудь вроде тебя, когда меня не станет. Может, ты нужен ей даже больше, чем я когда-либо была.

– Почему?

В моих ушах всё ещё звучал холодный голос Княжны. Я всё ещё слишком хорошо помнил, каково это – ощущать себя ненужным. Непрошенным. Незванным. И слова ведьмы дали мне надежду, которую я мечтал бы вырвать из груди.

– Потому что она мечтает быть человечнее, чем мы.

Дэгрун провела рукой по волчьей шкуре, зарываясь пальцами в мех.

– Так что, Михал, когда станешь моим волком? – усмехаясь, спросила она.

Я не успел найти подходящих слов.