Почти в течение трёх месяцев 27 госпиталь, хотя и развёрнутый по всем правилам, также, как и тридцать девятый, находился без дела. Поступали только хирургические больные, да случайные раненые из соседних армий, которые, заняв оборону, хотя и вели постоянные бои с противником, но также не несли значительных потерь.

В связи с затишьем в госпиталях развернулась учёба — специальная и политическая. Первая была необходима потому, что за последние полгода в госпиталь прибыло много молодых медработников среднего звена, несколько врачей и много дружинниц-санитарок. Со всеми этими группами медиков велись регулярные учебные занятия: с врачами занимались Алёшкин и начальник третьего хирургического отделения Минаева, с медсёстрами — А. К. Журкина и Шуйская, последняя учила девушек перевязкам и в особенности гипсованию. С дружинницами для подготовки их к работе как перевязочных сестёр, а также для работы в госпитальных палатах, помимо ординаторов, обучение проводила старшая медсестра госпитальных отделений, младший лейтенант медслужбы Мертенцева. Она в основном обучала молодых сестёр и дружинниц уходу за ранеными в голову, грудь и живот, которым всегда требовалось особенно тщательное и грамотное обслуживание как средним, так и младшим медперсоналом.

Захаров и его ближайшие помощники-санитары занимались возобновлением деревянного инвентаря и прежде всего стендов, которые, как мы знаем, госпиталь вынужден был оставить ещё в Крестцах. Кроме того, после неприятностей, едва не повлекших за собой человеческие жертвы при столкновении с минными полями, Алёшкин и его заместители решили обучить часть санитаров обращению с минами — обезвреживанию и их выявлению простейшими способами. Занятия проводил командир сапёрного взвода при лесозаводе.

Павловский организовал регулярную политучёбу, разбив весь личный состав госпиталя на три группы: старшую — врачей, среднюю — медсестёр, работников штаба и средних командиров вспомогательных подразделений, и младшую, где занимались шофёры и хозяйственная обслуга. Первой группой он поручил руководить начальнику госпиталя, они изучала историю ВКП(б) по изданному в 1937 году «Краткому курсу». Со средним медперсоналом занимался сам Павловский по разработанной им программе, а с третьей группой — медсестра Логинова, бывшая одновременно и секретарём партячейки.

Специальные занятия проводились каждый день, политические — раз в неделю. Регулярно, раз в десять дней проходили партийные и комсомольские собрания. Начала свои репетиции и руководимая врачом Батюшковым художественная самодеятельность. Одним словом, находясь как бы на отдыхе, госпиталь жил полнокровной жизнью военного медицинского учреждения.

Было в этот период и несколько происшествий. Опишем те, которые, на наш взгляд, имели определённое значение.

В первых числах июня часа в два ночи Алёшкина разбудил дежурный по госпиталю и сообщил, что в сортировку поступил раненый в живот член Военного совета армии генерал Тынчеров. На то, чтобы одеться, выскочить из своего домика и добежать до сортировки, Борису потребовалось не более трёх минут, и вот он уже осматривал крошечную ранку на животе генерала в подложечной области. Рана имела в диаметре не более сантиметра и была почти закрыта складками кожи. Прикосновение к животу и даже самая деликатная пальпация вызывали у раненого сильные боли. Они беспокоили его и при дыхании, когда живот колыхался.

Генерал Тынчеров был полным, даже, можно сказать, ожиревшим, грузным мужчиной лет 45. До войны он занимал какой-то важный пост во ВЦИК РСФСР, был чуть ли не одним из заместителей председателя, с начала войны стал членом Военного совета 8-й армии. В его ведении находились тыловые учреждения армии. Он неоднократно бывал в 27 хирургическом госпитале, лично знал Алёшкина и других врачей, был в курсе, что до начала зимнего наступления именно этот госпиталь занимался лечением раненых в живот, и поэтому, получив ранение, потребовал, чтобы его оперировали и лечили только здесь.

Ранение он получил чисто случайно. В связи с предполагавшимся изменением направления наступления, которое должна была проводить 8-я армия, её первыми шагами стала замена измотанных частей 42-й армии, удерживавших плацдарм на левом берегу реки Нарва. Плацдарм этот был невелик, он простреливался артиллерийским и даже миномётным огнём во всех направлениях. Генерал Тынчеров выехал для личного осмотра и там, попав под артобстрел, не успел из-за своей грузности быстро скрыться в землянке, около которой находился. В результате получил ранение осколком артснаряда, разорвавшимся довольно далеко.

Осмотрев раненого и посоветовавшись с вызванной Минаевой, Борис решил, что операция необходима, и чем скорее, тем лучше. Узнав об этом, генерал потребовал, чтобы оперировал его только Алёшкин.

Откровенно говоря, не очень-то хотелось Борису оперировать Тынчерова, занимавшего такой ответственный пост, тем более что, как он выяснил, командующий армией генерал-лейтенант Старков об этом ранении ничего не знал, также, как и начсанотдела Скляров. Но терять время в ожидании их разрешения или приезда армейского хирурга было опасно: как известно, раненых в живот желательно оперировать в первые шесть часов после ранения, а они истекали. Каждый следующий час промедления резко повышал шансы гибели человека. Борис решился.

Конечно, известие о прибытии раненого генерала распространилось по госпиталю с молниеносной быстротой. Журкина и Шуйская, узнав об этом, уже приготовили всё в операционной.

Через полчаса после прибытия в госпиталь, Тынчеров лежал на операционном столе, а Борис и Минаева, вымыв руки, надев стерильные халаты и маски, в присутствии любопытных врачей приступили к операции. Минаева, как ассистент, обильно смазала живот больного йодом и закрыла его стерильными простынями так, чтобы оставить открытым только «окошко» размером примерно 20 на 20 сантиметров. Тынчеров ждал наркоза, но Алёшкин объявил, что он все операции в медсанбате и здесь, в госпитале, делал и делает только под местной анестезией, по Вишневскому, не отступит от своего правила и сейчас.

По местоположению раны можно было предположить, что повреждён или желудок, или поперечно-ободочная кишка. Эти ранения дают значительное кровотечение в брюшную полость. Но симптомов, указывающих на такое кровотечение, Борис не увидел.

Прежде чем делать обширный разрез от грудины до пупка, какой обычно применялся при таких операциях, Алёшкин решил немного рассечь ткани над раневым каналом и уточнить его ход. На животе Тынчерова имелись значительные отложения жира, может быть, осколок, попав в эту жировую прослойку, изменил направление, и надо было готовиться к операции на печени или селезёнке, что в те годы считалось делом очень сложным. Вводя раствор новокаина послойно, в таком же порядке Борис производил и рассечение тканей разрезом длиною около восьми сантиметров. Под кожей и жировой клетчаткой, когда Минаева крючками расширила рану, Алёшкин обнаружил небольшое отверстие в апоневрозе. Осколок не изменил направления. По расчётам Бориса, отверстие это находилось прямо против большой кривизны желудка. Хирург вздохнул с облегчением, также облегчённо вздохнула и ассистировавшая