Италии, Гилель в юности учился в Барселоне, в талмудической иешиве р. Ионы Геронди, известного своим участием в борьбе с маймонистами. Но из Испании молодой Гилель вынес нечто большее, чем знание Талмуда: он вернулся на родину с большим запасом знаний по медицине, естественным наукам и философии. В отличие от своего учителя, он сделался горячим почитателем Маймонида. В Капуе он читал лекции по философии. Некоторое время он жил в Риме, а затем поселился в Форли, где занимался преимущественно переложением греко-арабских медицинских сочинений на еврейский язык. В 1291 году Гилель написал оригинальный философский трактат о душе и бессмертия («Tagmule ha’nefeS»), предназначенный только для людей, «сведущих в умозрительных и естественных науках». Свое учение о душе он обосновывает на Аристотелево-Маймонидовой системе, а в применении его к догме загробного воздаяния горячо защищает трезвое мнение Маймонида. «Воздаяние душе» (таков, собственно, буквальный перевод названия книги Гилеля) может быть только духовным, а не телесным, как думает простонародье. «Масса народная, — говорит он, — не сведущая в истинной науке и не привычная к умозрению, не может понимать тех, которые доказывают, что будущее воздаяние не касается тела. Она трепещет перед наказаниями, ужасается при мысли о червях, которые поедают мертвецов и будто бы причиняют им боль, как игла, воткнутая в живое тело[32]; простых людей пугают представления об огне, который пожрет их кости и уничтожит тело; им рисуются дьяволы, которые будут кидать их из огня в снег и обратно, и тому подобные картины физических мучений, болезненных для плоти живого человека. Но они с улыбкой выслушают человека, который попытается устрашить их изображением того, как душа (грешная) останется в вечном мраке и позоре и не поднимется больше к своему источнику, чтобы приобщиться к вечному свету». Автор чувствует, что впадает здесь в противоречие с талмудическими изречениями, и поэтому предупреждает читателей, что не всякое изречение Агады нужно принимать на веру, а следует отличать догматы веры от проскользнувших в письменность простонародных поверий. Но он не идет так далеко, чтобы причислять к нравоучительным басням даже некоторые библейские рассказы, вроде истории пророка Ионы, как это делал Зерахия Хен, — и по таким вопросам между обоими философами шла полемика в письмах.

В последние годы жизни Гилелю пришлось выступить против новой попытки обскурантов очернить имя Маймонида. В 1288 году какой-то фанатик из Северной Франции, Соломон Петит, объезжал Европу с целью агитации против еврейских «еретиков», свободомыслящих. В Германии он встретил полное сочувствие и получил от раввинов рекомендательные письма к главарям общин в других странах. Но когда он прибыл в Италию и стал проповедовать против учения Маймонида, Гилель заступился за честь учителя. Из Форли он послал письмо к своему другу маэстро Гайо, упомянутому выше врачу при папском дворе, прося его принять меры против агитации в римской общине. В этом письме он напомнил историю первого похода антимаймонистов в Провансе в 30-х годах XIII века, когда в дело вмешалась доминиканская инквизиция и «пепел от сожженных книг Талмуда смешался с пеплом Маймонидовых книг». Гилель послал еще циркулярное письмо к общинам Египта и Палестины, куда Соломон Петит отправился для продолжения своего темного дела, и предлагал созвать в Венеции, Генуе или Марселе собор раввинов Востока и Запада для восстановления авторитета Маймонида. Это оказалось излишним, так как восточные общины уже объявили анафему против Соломона Петита и его приверженцев.

В то время свила себе гнездо в Италии и каббала, также занесенная из Испании. Мистик Авраам Абулафия странствовал тогда по Италии, где посвящал людей в свое «тайное учение» и затевал известную авантюру с обращением римского папы. Потерпев неудачу в Риме и Верхней Италии, ясновидец переехал в Сицилию и там волновал народ своими мессианскими откровениями. Предостережение Рашба из Барселоны отрезвило многих, готовых поверить мнимому пророку, но в некоторые умы пропагандист успел заронить семена мистицизма. Испанская каббала распространялась в Италии. Первым представителем ее здесь был Менахем Реканати (жил в конце XIII и начале XIV века), автор мистического комментария к Пятикнижию и к молитвеннику. Менахем верил в параллелизм явного и тайного учения: последнее передавалось из поколения в поколение от времени Илии пророка до Рамбана и новейших каббалистов. В своих комментариях Менахем Реканати ссылается на такие достоверные источники, как вещие сны или прямое указание с неба: «Эта мысль открылась мне во сне», «Мы писали то, что указано нам с неба». Увлечение каббалой не мешало, однако, Менахему уважать Маймонида и цитировать «Путеводитель» в своих странных писаниях. Это явление объясняется двуликостью тогдашней религиозной философии: аллегоризм или символизм в толковании Торы был тем мостом, который вел от философии к теософии, от рационализма к мистицизму.

§ 30. Польша как колония германского еврейства

Начавшаяся после первого крестового похода эмиграция евреев из Германии в Польшу продолжалась и в XIII веке. В это время в малонаселенную Польшу шли также и немцы из разных областей Германии, где гнет правящих классов и междоусобные войны давали себя чувствовать городскому и сельскому населению. Тревожное время междуцарствия во второй половине XIII века выбросило особенно много эмигрантов из Германии, христиан и евреев. Польские удельные князья охотно давали приют этим переселенцам в своих еще примитивных городах, мало отличавшихся от деревень. Из немецких и еврейских колонистов постепенно образовалось ядро третьего сословия в стране патриархального хозяйства, где раньше существовали лишь два сословия: помещиков и крестьян. Польские князья предоставляли немцам в городах полное самоуправление по «тевтонскому праву» (позже «Магдебургское право»), и таким образом в Польше складывался тип средневекового германского города, где рядом с христианским мещанством становилась автономная еврейская община. Еврейские переселенцы из Германии и Австрии переносили на новые места хозяйственные навыки своей родины: торговую и финансовую сноровку и систему денежного кредита. По мере образования немецко-еврейского города на западных окраинах Польши, особенно в удельном княжестве «Великая Польша» (область Познани, Калиша и Гнезна), становилось ясным, что существовавший в Германии антагонизм между христианским и еврейским элементами городского сословия скоро разовьется и на новой родине. Предвидя неизбежность столкновения, евреи хотели обеспечить себя особым конституционным актом, как обеспечили себя немцы «тевтонским правом». В 1264 г. евреи, поселившиеся в Великой Польше, получили от князя Болеслава Калишского, прозванного «Благочестивым», хартию вольностей наподобие тех грамот, которые незадолго перед тем были выданы евреям в Австрии и Богемии[33].

Польский статут отличается от своих западных образцов лишь несколькими добавочными статьями и незначительными изменениями в тексте других статей. Статут Болеслава состоит из 37 статей и