– Посмотри, какие состязания учредил Иулл в Калаиде. Всё это, по сути, воинские упражнения: стрельба, бег, борьба, и так далее. Иулл желал сделать эйнемов сведущими в военном деле и поощрил их к тому с помощью состязаний. Сколько атлетов соревнуются здесь, в Терии, в Омфии и в других местах? А ведь тысячекратно больше упражняется у себя дома. Не столь важно, кто из них лучший, важно, что все они стали стрелками и борцами, научились метать копьё или править конём. Венок за победу здесь не более чем средство для достижения цели.

– Или морковка, которая заставляет осла идти куда нужно, – усмехнулся Верр Турн. – Если ты прав, Иулл был остроумным человеком.

– Воистину, многие очевидные вещи мы не замечаем, – покачал головой Дорилай. – Наверняка всё было именно так, как ты сказал. Но тогда тем более правильно, что каждый стреляет из того же лука, который возьмёт на битву.

– Есть и ещё одно соображение, – поднял палец Хилон. – На Играх эйнемы узнают о жизни в других полисах, обмениваются новостями, делятся знаниями. Таким образом мы учимся друг у друга, а от этого становится сильнее весь народ. Не для того ли устроитель велел лучникам и колесничим соревноваться со своими луками и на своих колесницах, чтобы эйнемы видели, у кого наилучшее оружие и заводили у себя такое же? Ведь нам известно, что во времена Иулла воины шли в бой на колесницах:

...мощной рукой он поводья коней буйнонравных сжимает,

Брат же его из упругого лука разит медноострой стрелою...

...и сколь же правы были тогда предки, включив позднее в число состязаний бои фаланг и состязания всадников, ведь ныне эйнемы сражаются сомкнутым строем либо в седле.

– Колесница Сефетариса, это здорово! – воскликнул Ликомах, хлопнув ладонью по сосуду с вином. – Действительно, мы ведь многому учимся на Играх и сами того не замечаем!

– Не знаю, свидетельствует это о хитроумии Иулла, – заметил Верр Турн, – мы ведь не можем знать, желал ли он устроить именно так или это вышло случайно, но что несомненно, так это хитроумие Хилона из Анфеи. Как видно, слухи о тебе не лгут.

– А я говорил: самая умная голова! – рассмеялся Ликомах, – А теперь, раз мы всё выяснили, давайте возблагодарим Латариса, несущего свет, открывателя истины – ну и не оставим его без возлияния!

Одним возлиянием дело не ограничилось, и, подходя к шатру Пердикки, Хилон всерьёз сомневался, уместно ли в таком виде предстать перед царём. Опасения были напрасны. Неразбавленное вино в царском шатре лилось рекой. Здесь царило варварское веселье: гремела музыка, звучали здравицы, какой-то гериец, под хохот товарищей, гнул руками медные топоры. Сам царь, в графитово-сером хитоне атлета и можжевеловом венке, ничем не отличался от прочих гостей. Он так же пил вино, хохотал и даже взялся бороться на руках с одним из герийцев. Проиграл, но, ничуть не разгневавшись, вручил победителю золотой браслет с собственного запястья. Когда Анексилай представил Хилона, первое, что потребовал царь –называть его по имени, как атлет атлета.

Пердикка оказался самым необычным из владык, каких встречал Хилон. На первый взгляд, он напоминал не царя, а театрального пьяницу: грузный и полнокровный, чёрная копна волос, не знавших ни ароматных масел, ни завивальных щипцов, густая борода растрёпана и мокра от вина. Владыку Герии легко было принять за добродушного весельчака, чревоугодника и выпивоху, но под этой маской скрывался хладнокровный и расчётливый правитель, который заставил считаться с собою даже Веррен с Мидонией. В Эйнемиде говорили: «Если герийский царь валяется пьяный со свиньями, узнай, зачем ему это нужно».

– Поздравляю с победой, царь, – сказал Хилон, когда с представлениями было покончено. – У тебя прекрасные кони.

– Видно недостаточно прекрасные, раз я взял только один венок, а твой дружок Анексилай три, да и тот мне достался лишь потому, что мой Зопир лучше метал дротик, чем его возница. Не знаю, где он умудрился добыть таких. Я уже талант за копыто предложил – не берёт.

– Можно ли купить славу, Пердикка? – улыбнулся кончиками губ Анексилай. – Эти кони – достояние Анфеи, они принесут ей немало венков.

– К тому же всем известно, что у Анексилая, сына Анексилема, больше золота, чем шлюх в анфейском порту, – Пердикка гулко рассмеялся. – Ну ничего, в Терии снова потягаемся, а к следующей Калаиде уже подрастёт мой Аминта. Мальчишка бегает быстрее зайца и стреляет что твой хиссец. Да поразит меня Даяра дубиной под зад, если он не привезёт домой пару венков. Славный юнец, как приеду, отдам в обучение – моргнуть не успеешь, станет настоящим воином.

– Сыну царя это необходимо, – заметил Хилон. – Тем более в Герии, где ценят сильных мужей.

– Да, мужчины Аэропидов всегда славились силой, – самодовольно сказал царь. – Как и женщины. Видел бы ты мою Кинану. Клянусь Расколотым Камнем, если б девице было прилично оголять срам, я бы выставил её на панкратион!

– Твоя дочь учится борьбе? – удивился Хилон.

– Борьбе, военному делу и вообще всему, что подобает знать будущей царице. Наши женщины не то что на юге, они знают, чем наконечник копья отличается от мужского уда, – он расхохотался собственной шутке и герийцы радостно подхватили. Хилон с Анексилаем вежливо заулыбались. – У тебя есть дети, Хилон?

– Сын, Антифонт, это его восьмое лето.

– Воспитывай его правильно. Я позволил матери растить сына, но она слишком его любит. Теперь нужно будет потрудиться, чтобы отесать его как должно. Отдай сына строгому наставнику, пусть учит его всему необходимому и не даёт поблажек, а как мальчишка подрастёт, не забудь про добрую шлюху, чтобы он стал настоящим мужчиной, – Пердикка густо рассмеялся и поднял чашу. – Пью во здравие наших детей, и да затмят они своих отцов!

Пир в царском шатре был в самом разгаре, когда к Хилону, вышедшему на воздух, подошёл молодой человек в хитоне зелёно-жёлтых цветов Лаиссы.

– Досточтимый Хилон? Мне сказали, я найду тебя здесь.

– Да, это я, – удивлённо ответил Хилон. – Кто ты,