на бонго. Четыре белые девушки танцевали танец живота под западноафриканские барабаны. И единственная беседа, в которую мне удалось вступить, случилась с весьма нетрезвым парнем: «Каждую пятницу ночью я бегаю по студенческому городку, и на мне не надето ничего, кроме тапочек и американского флага».

— Правда? — спросил я, борясь с желанием рассказать собственную историю безумной ночи, проведенной с ребятами из студенческого братства в Шарлотсвилле. Я не хотел говорить об этом в таком месте.

— Да. Я решил, что это лучший способ поддержать наши войска. В конце концов они сражаются за мое право ходить голым.

Интересно, что бы сказали на это Джон с Робертом.

Новые волны людей продолжали прибывать, и каждый раз, когда я думал, что дом уже переполнен, в него набивалось еще больше народу, будто он расширялся, чтобы принять их. Может быть, все это благодаря ритуальным песнопениям — возможно, они магическим образом воздействовали на людей, привлекая их сюда.

— Поешь, Леон, — кричал Зев, который заметил меня в моем углу. — Веселись, — он и Кэри жестами подзывали меня к столу с едой.

Я улыбнулся и покачал головой. Ни при каких обстоятельствах я не стал бы ничего есть в этом месте. Я начал подозревать, не был ли я обречен провести здесь всю ночь. Не собираются ли Зев и Кэри все же уйти отсюда?

Вскоре я нашел причину, чтобы перестать этого хотеть.

Девушка, сидящая спокойно. Спокойно! На ней были надеты обыкновенные джинсы и куртка, она была полностью исключена из окружающего безумия. Казалось, она пришла сюда только для того, чтобы я ее встретил, одинокая добрая душа посреди пульсирующей толпы. К ней она не принадлежала. Не принадлежал и я. Превосходно.

Я сделал попутку подойти и заговорить с ней, спросив как дела. Она полностью проигнорировала меня. Я попытался снова. И опять никакой реакции. Наконец я заметил наушники в ее ушах. Она слушала что-то на своем iPodе. Я начал жестикулировать, чтобы она заметила мое присутствие, она вытащила наушники из ушей.

— Что вы слушаете?

— Моцарта, — сказала она, слегка улыбнувшись.

Мог ли я знать, что этот короткий разговор на месте поразит меня в самое сердце, что я считал абсолютно невозможным? Верю ли я в любовь с первого взгляда? Нет, не верю. Но во что я верю, так это в то, что существуют люди, с которыми вы можете взаимодействовать на гораздо более глубоком уровне, чем со всеми остальными, и иногда это становится ясно немедленно. Это был как раз один из таких моментов.

Мы сидели в нашем уголке, забыв о царящей вокруг суматохе, и говорили, и говорили. Кэтрин — вот как ее звали — она была художником в Санта-Фе, куда она приехала, чтобы воплотить свои мечты.

— Мечты здесь сбываются, я слышала, — сказала она.

— Я сегодня слышал то же самое. Ты думаешь, это правда?

— Возможно, иногда — да, — улыбнулась она.

Было хорошо за полночь, и вечеринка только разгоралась, вместо того чтобы затихать. Было похоже, что все жители Санта-Фе прибыли к воротам этого дома, и каждый из них захватил с собой свою самую сокровенную странность. Становилось практически невозможно дальше беседовать с моей новой подругой. Я кивком головы пригласил ее выйти со мной на улицу. Не было никаких шансов услышать друг друга в праздничном гуле внутри.

Темнота ночи была иссиня черной, бесконечной, в ней скрывалось что-то мистическое и таинственное, что сначала внушало пронзительный страх, однако теперь для меня открывались здесь двери волнующих возможностей.

Так получилось, что я точно запомнил время произошедшего дальше. Я посмотрел на часы, и в моей памяти отпечаталось: 2:07 ночи. Затем я открыл дверь. Казалось, что это совершенно нормально — открывать дверь.

Из нее вылетел волкодав.

Дорогая сердцу собственность хозяйки дома, роскошный волкодав выскочил из открытой двери, пролетел мимо меня и устремился во тьму. Я подпрыгнул на месте, а потом со всех ног бросился по темным улицам в погоню за серым лохматым пятном, расплывавшимся в ночи, Кэтрин бежала следом за мной. Мы его звали, щелкали языками, свистели, мы испробовали все трюки, чтобы уговорить животное отдаться в наши руки. Мы потерпели крах. Я не мог избавиться от мысли о том, что бы я чувствовал, если бы незнакомый мне человек, которого я даже не приглашал в свой дом, выпустил бы моего обожаемого бостонского терьера Уинстона свободно бегать по улицам глубокой ночью. Все, что я знал, так это то, что поблизости обязательно должна находиться стая койотов, рыскающих в поисках свежего собачьего мяса. И я лично обеспечил им обед в виде домашнего любимца.

Кэтрин и я провели около часа, бегая по улицам Санта-Фе в тщетной попытке изловить собаку. Мы устали, запыхались, вспотели и упали духом. Ничего удивительного, что собака была очевидно гораздо умнее нас. Она прекрасно провела время, уходя от погони.

— Позволь познакомить тебя с одним трюком, который называется нью-мексиканский приставной шаг, — сказала Кэтрин, пыхтя как собака, уставшая от бега.

— Это что, танец? — спросил я.

— Не совсем. Оставайся на месте.

Она отдала мне свою куртку и резко рванула вперед, стараясь ухватить пса сразу, затем принялась описывать вокруг него полукруг приставным шагом справа налево и слева направо. Но каждый раз, когда она была на волосок от цели с успехом закончить это приключение, нашему новому приятелю удавалось отскочить в темноту. Я смеялся, оставаясь стоять посреди улицы, на фоне гор, хранивших неподвижность и молчание под светом луны. Где то во тьме раздался металлический лязг, и я крикнул Кэтрин, спрашивая что случилось.

— Здесь мусорный контейнер, — услышал я ответный крик, такой радостный, как будто, свернув за угол, она увидела тележку с мороженым, и продавал рожки сам Джон Клуни. Она побежала прямо к мусорному контейнеру и, не задержавшись ни на мгновение, нырнула в темную и благоухающую бездну.

— Кэтрин, Кэтрин, какого черта ты делаешь! — кричал я, смеясь.

Я был посреди Санта-Фе, посреди ночи, я бежал за женщиной, которая только что прыгнула в мусор в попытке поймать собаку, и, возможно, ей уже удалось поймать крысу.

И в этот момент я жил.

Я еще несколько раз умоляюще звал Кэтрин, чтобы убедиться, что она не свалилась в какой-нибудь провал, но не получил ответа. Мусорный контейнер стоял на возвышенности, и я даже не был полностью уверен, попала ли она внутрь него или куда-нибудь в другое место.

Она исчезла.

Я 15 минут искал ее в полной темноте. Ничего.

Настало время принять решение: последую ли я за ней, углубившись в кучу мусора, или