Шрифт:
Закладка:
— Даже одинокий лондонец.
— Даже он.
Для людей, меняющих себя, Тринидад становился в сущности вторым домом. Здесь, в этом спрятанном от мира городе, люди могли рассчитывать на спокойствие и на сохранение анонимности, что было бы невозможным в больших городах Америки. Тринидад обеспечивал им возможность восстановиться, войти в новую жизнь, а затем вернуться в суровый большой мир уже в качестве сильных людей, обретших наконец истинную сущность. Тринидад был перевалочным пунктом, место посередине.
И для меня тоже.
— Итак, куда же дальше? — спросил Джо.
— А где ближайшее место, куда бы меня могли подвезти?
Джо на минуту задумался. «Вот, я думаю, Сюзанна сегодня или завтра направляется в Санта-Фе. Сюзанна!» — позвал он. Она появилась из заднего помещения музея, спокойная женщина средних лет, на ее бейдже было написано «Директор музея».
— Наш пытливый друг Леон, которого ты видишь здесь, нуждается в том, чтобы его подвезли в Санта-Фе, где ты так любишь проводить свой отпуск. Не могла бы ты захватить его?
— А как же! Ты же знаешь, я ненавижу вести машину в одиночестве. Составишь мне компанию?
— У меня есть много историй!
На этом мы и договорились. Мне все еще нужно было найти себе обед, и я согласился вернуться в музей примерно через час. Испытывая необыкновенный голод, я направился вдоль по улице, разыскивая ресторан. Наконец мне удалось найти маленькое местное заведение, где я предложил отработать обед. Владелец согласился принести мне салат с цыпленком в обмен на мытье посуды в течение сорока пяти минут — моя первая «настоящая работа», сделанная мной с самого начала путешествия. Наконец я получил свою еду и принялся жадно ее поглощать, когда одна официантка, которая слышала мой разговор с владельцем ресторана, присела за мой столик.
«Моя смена закончилась. Теперь я могу поздороваться с вами».
Она рассказала, что спасается бегством от собственного мужа, который пытается ее выследить.
«Я сбежала из Флориды примерно полтора года назад, прихватив с собой детей. Мой бывший муж, прежде чем его отправили в Ирак, однажды приложил меня головой в стенку в ванной на глазах у наших детей. Его забрали, но потом решили позволить ему опять вернуться домой, а я не хотела больше быть битой и поэтому сбежала. За год мы сменили четыре социальных приюта для жертв домашнего насилия, спасаясь от него, но июне он нас здесь нашел. Он выкрал мою дочь и увез ее обратно, во Флориду. Я осталась здесь, в приюте, а он тем временем на суде во Флориде изобразил меня такой женщиной, что меня лишили родительских прав. Моей дочке всего шесть лет!»
Почему я так часто слышу подобные истории — от Кинамон, Кристин, а теперь и от этой молодой леди? Что притягивает их ко мне? Или же в Америке их так много, что никто не может избежать столкновения с подобным? Каковой бы ни была причина, все это очень расстраивало меня, и единственное слабое утешение находил я в странной мысли: иногда проще поговорить с полностью незнакомым тебе человеком, чем с кем-нибудь другим в целом мире. Сам мой статус, то, что я — иностранец, человек, который задержится здесь лишь ненадолго, а затем уедет навсегда, делало меня прекрасным слушателем таких разрывающих сердце историй. Люди могли облегчить передо мной свою душу, не опасаясь осуждения с моей стороны, не опасаясь последствий. Они быстро понимали, что я продолжу свой путь дальше, что они никогда не увидят меня больше, и открывали передо мной укромные места своей души, где гнездилась боль. Искусство слушать другого человека практически исчезло в нашем безумном мире, однако во время моего путешествия у меня появилась способность просто сидеть и слушать. Не вникать, не вдаваться в подробности, просто предлагать людям молчаливое участие, чтобы они смогли выговорить мне свои надежды и страхи. В тот момент этого было для меня достаточно, и я чувствовал, что этого достаточно и для моей молодой официантки.
Она даже так и не сказала мне своего имени.
Дойдя в своем рассказе до некоторой точки, она поняла, что не может больше продолжать, и ее импровизированная задушевная беседа подошла к концу. Я тепло обнял ее, и она нетвердой походкой направилась вглубь ресторана, где наконец дала волю слезам. Еще один случай взаимосострадания между двумя человеческими душами явил себя миру. И снова мне напомнили об истинной цели моего путешествия. Я искал свой собственный путь в этом мире, но в конечном итоге моей главной задачей были поиски утраченного искусства взаимодействия между людьми. Я столь многому научился у мудрых и открытых людей, с которыми мне удалось общаться. Каждая такая встреча снабжала меня железной волей к тому, чтобы найти способ никогда не возвращаться к той жизни, что я вел раньше.
— Что, англичанин готов? — спросила меня Сюзанна, когда я наконец дошагал до музея.
— Готов.
— Ну тогда в путь. Санта-Фе — место, где исполняются мечты, ты же знаешь.
Этого я не знал. Но я поверил ей.
10. Волкодавы и воздушные шары
Если любовь не является сумасшествием, значит, это — не любовь.
Педро Кальдерон де ла Барка
— Наверное, мне следует позвонить маме, — озвучил мальчик-подросток свои мысли.
— Первое правило жизни, — сказал я ему, повторяя вслед за моим другом из Гейлсберга: — Следи за тем, чтобы женщина была счастлива.
Мои слова заставили его улыбнуться, и я улыбнулся в ответ. Я не верил, что это могло бы сработать.
Ночь быстро сгущалась над Санта-Фе, Нью-Мексико, воспоминания о времени, проведенном в теплом салоне машины Сюзанны за приятными разговорами, быстро исчезали из моей памяти, я готовился к еще одному вечеру, возможно полному проблем. Во время путешествия мой эмоциональный настрой столь быстро менялся, переходя от эйфории к ощущению полной безысходности, что я был уверен в том, что мой мозг не мог не пострадать. Каждая великая встреча с человеческим великодушием неминуемо заканчивалась, и я оставался в одиночестве, вопрошая себя, что же будет дальше, смогу ли встретить в этих дебрях еще одну добрую душу. Но в каждый из таким моментов абсолютной безнадежности я был спасаем появлением неожиданных друзей. Никогда не приходилось мне слишком долго находиться в экстремальной ситуации.
Однако теперешняя ситуация выглядела действительно скверно.
Если Санта-Фе был местом, где сбываются мечты, как