Я заметил юную пару на другой стороне улицы, напротив места, где я стоял. Когда они подошли ближе, я помахал им рукой. Кажется, их смущала моя лысина, однако они не убежали. Это был хороший знак: когда люди не убегают от тебя. Мы проговорили несколько минут, я расспрашивал их о городе, о том, не знают ли они, где бы я мог бесплатно заночевать.

Затем я решил воспользоваться шансом. Если уж я зашел так далеко, почему бы мне не спросить у них прямо о возможности заночевать у кого-нибудь из них дома? Я имею в виду, что мы беседовали уже около пяти минут, так что были уже практически родственниками!

— Послушайте, а как насчет того, чтобы мне остановиться у кого-нибудь из вас дома? — я знал, что смогу это сделать, и я сделал это.

Они уставились друг на друга в полной беспомощности.

Они были просто дети, в лучшем случае лет 18–19. Я думаю, что, возможно, они вообще не должны были находиться на улице в такое время одни. Это означало, что, скорее всего, мне придется переговорить с их родителями, чтобы прояснить ситуацию.

— Наверное, мне следует позвонить маме, — озвучил мальчик-подросток свои мысли.

— Первое правило жизни, — сказал я ему, повторяя вслед за моим другом из Гейлсберга: — Следи за тем, чтобы женщина была счастлива.

Мои слова заставили его улыбнуться, и я улыбнулся в ответ. Я не верил, что это могло бы сработать.

— В яблочко! — сказала его подруга. — Ты нравишься мне, Леон.

— Возможно, моя мама проявит гостеприимство… что ж, я не знаю, — он обдумывал свое следующее действие, а в ушах его, наверно, звучал странная просьба случайно встреченного англичанина.

— Звони ей! — приказала девушка.

— Привет, мам. Нет, все хорошо. Прости, что разбудил тебя. Да, я тут стою на площади, и рядом со мной этот парень, который путешествует по стране, имея пять долларов на день, и он спрашивает меня, не могли бы мы разрешить ему переночевать в нашем доме.

Я ждал, задержав дыхание, как его мама переварит столь странный звонок своего сына.

— Чувак, она хочет поговорить с тобой! — сказал он, быстро протягивая мне телефон.

— О! — я был удивлен. — Что мне следует говорить?

— Чувак, я не знаю. Правило номер один и все такое.

— Ну хорошо, — мальчик был умен.

— Здравствуйте! Да, добрый вечер! Да, это так. Пять долларов. Ууух. Я буду счастлив отдать вам пять долларов, если вы согласитесь. Да, даааа.

Мы проговорили пять минут, и я был очень горд собой, что сумел убедить ее в своей искренности. И это по телефону!

— Я уговорил ее!

— О, ей просто понравился твой акцент, — сказала девочка. — Его мама любит британский акцент.

Детей звали Зев и Кэри. На самом деле я не ожидал, что они смогут мне помочь, поскольку они были реально первыми людьми, с которыми я встретился, сойдя из машины Сюзаны. К тому же, им, возможно, не было еще 18 лет. Но сейчас у меня было место для ночлега, и на остаток ночи я был освобожден от треволнений.

Или я так только думал.

Обеспечив себе на ночь теплую постель, теперь я мог подумать о менее насущных вопросах, например о том, что поесть. Зев и Кэри направлялись на вечеринку, так как это был вечер пятницы. Поскольку теперь я был предметом их ответственности, я отправился с ними в качестве почетного гостя. Они собирались остановиться, чтобы по пути закупиться пиццей, а так как место для ночевки уже поджидало меня, я внес свои пять долларов в общий котел.

Мы выбрали, возможно, самую большую пиццу пепперони из тех, что я когда-либо видел, и сжевали ее по дороге на вечеринке. С самого начала ночь обещала быть приятной и мягкой. Как вынюхивающие след гончие, мы неслись по ночным улицам города, сквозь лабиринты лепнины, мимо стилизованных глинобитных домов. Санта-Фе — это совершенный образец искусства, чье очарование мерцает под ярким светом звезд пустыни.

Однако фееричное начало ночи оказалось обманчивым. Подпольный притон тинейджэров Санта-Фе был чем угодно, но только не приятным и мирным местом. В тот самый момент, как мы переступили порог дома, где проходила вечеринка, окружающий мир сделался странен. Очень странен.

Играла музыка, которая шла, кажется, прямо из кислотного автобуса Кена Кизи[6], а освещение больше отвечало вкусам Тима Бертона[7]. Над столом в гостиной согнулся человек, подсчитывающий кристаллы чего-то, высыпавшиеся из лежащей перед ним открытой солонки. Люди в доме были одеты в костюмы джиннов, арабских принцесс, танцовщиц танца живота, все они расхаживали на паранормальном фоне людей, играющих на бонго, распевающих индуистские песнопения, предсказывающих будущее по ладони и танцующих опять-таки танец живота. Гости двигались нескончаемой чередой, выходили и входили, и каждая группа была страннее предыдущей. Да, я был в Санта-Фе. Но так и не понял, в какую именно часть города забрел.

— Девственницы! — завопила молодая женщина, стоявшая в дверном проеме. — Девственницы!

На ней не было надето практически ничего, зато над головой она держала большую саблю. Саблю, да, в смысле — меч. Она вошла в основную комнату и молча остановилась, пока не прекратились все разговоры, а барабаны не замолкли.

— Я ищу девственниц и девственников! Они должны быть принесены в жертву! — она начала рыскать по комнате с кривой улыбкой на лице.

— Есть ли в этой комнате девственницы или девственники? — вопрошала она.

Тишина.

— Девственники! — вопила она. — Ты — девственница? Ты — девственник? Ты, ты, ты? — она посмотрела на меня: — Ты?

Я отрицательно помотал головой, никогда еще не испытывая такой гордости за свой сексуальный опыт.

Она испустила еще несколько маниакальных воплей, призывающих девственницу или девственника на жертвоприношение, однако вскоре стало очевидно, что таковых в комнате не было, или же они были, но не для того, чтобы стоять спокойно и ждать, пока их изрубят на куски. Кажется, все силы вооруженной саблей охотницы за девственниками иссякли, израсходовавшись на бесплодные поиски свежей крови. Постепенно опять зазвучала музыка. Вскоре дом снова наполнился какофонией звуков.

Где, черт возьми, я находился? Как я умудрился загнать себя в эту ненормальную ситуацию? Я присмотрел и занял стратегическую позицию — в углу около кухни — откуда мог наблюдать все разворачивающиеся события, не привлекая к себе избыточного внимания, и, возможно, быстро покинуть дом, если в том возникнет необходимость. Большой мускулистый темнокожий человек очень плохо отстукивал