я, конечно, знала, что это обман. И все же, все же. Уже прошло лето, когда я защитила свой диплом – фильм был про нее, короткометражка о городе и его лицах, как он смотрит нами и мы смотрим им, и как он без нас не может так же, как мы без него. Фильм делала впопыхах, идея родилась в ту заветную ночь, и я тут же зарубила предыдущий проект. Вышло хоть и криво, зато вдохновенно, как сказали мне на защите. Фильм получил приз на одном фестивале, маленьком, был удостоен диплома на другом, побольше, и почетного упоминания на третьем, самом престижном, – но меня все это в тот момент уже не интересовало.

Потому что Москва подхватила меня и понесла. Казалось, она заигрывает со мной, она открывается мне все больше и больше. Как пьяная, я ходила по улицам, заговаривала с ее людьми, пила и пила ее лица, судьбы, и они складывались у меня в одну картинку, в один файл, в одно кино о Москве. Официанты и менеджеры, ночные таксисты и проститутки, ждущие их на перекрестках, хипстеры и подростки в фудкортах торговых центров, катающиеся наперегонки в прозрачных лифтах, разносчики осетинских пирогов, уборщики-киргизы и дворники-таджики, менты, скучающие у метро, мутные молодые люди с контрафактной техникой, зазывалы на остановках маршруток и рыночные торговцы, выползающие вечером на улицы со своими подгнившими фруктами в три раза дешевле, хозяева дорогих автомобилей, не знающие улиц и разговаривающие с навигаторами, сталины и ленины у стен Кремля, чебурашки и чебуреки возле сезонных ярмарок, – все это жило, дышало и требовало от меня одного – голоса, голоса, голоса.

Я стала снимать их, не думая и не загадывая, что получится. Скоро я попала на работу на телевидение, в оперативную группу; мы снимали местные новости, сперва я была оператором, потом стала ведущей. Это была адская работа, спать доводилось по четыре часа, но мне стали открываться такие люди и такие судьбы, о которых я даже мечтать не могла.

И все же я оттуда ушла – мне хотелось большего, мне хотелось не только фиксировать, но и делать что-то стоящее для этого города. Поэтому, как только мне предложили снимать для социального проекта, я согласилась.

Свою новую работу отмечала у Кати и Сергея.

– Нет, я все-таки не до конца понимаю, что вы там делаете, – говорила Катя, и глаза ее холодно блестели. – Кино, не кино…

– Мы составляем антропологическую энциклопедию города, – рассказывала я снова. Сергей молчал, пил и смотрел на меня. Лицо у него было задумчивое: я была уверена, он давно понял, о чем я рассказывала. – Там будут и видео, и фотопроекты, и соцопросы, и разное другое…

– А потом? – не слушала Катя.

– Идея живого города. Понимаешь: живого, меняющегося. Вот есть заказ: перестройка какого-нибудь района. Или улицы. Или, я не знаю… Мы едем туда. Мы фиксируем, что было, пишем, что сами жители думают, как им самим надо…

– Для чего? Для истории?

– Нет, это же…

– Чтобы взглянуть потом, что мы потеряли, – язвила Катя. – Сейчас не умеют перестраивать и сохранять. Понаехали и делают, как им надо. Коренных москвичей нигде нет, кто все решает?

– Нет, ну там архитекторы, проектировщики, они анализируют наши результаты и передают… – Я старалась пропустить ее шпильки, но она не слушала меня:

– Нет, нет и нет! Никогда это ни к чему хорошему…

– Может, тебе было бы интересно? – Я обернулась к Сергею. Я так редко обращалась к нему, что у меня всякий раз кружилась голова.

– Я? – Он растерялся и забегал глазами. Он будто не верил в такую возможность.

– Ну да, тебе бы понравилось. С твоим знанием истории. И это такое дело… Настоящее…

– Что? Вот еще! Серж, чтобы влезать в такое! Да это же сплошная коррупция! Даже не думай, – оборвала нас Катя, и глаза ее стали злее, у́же, как у кошки. – И к тому же – у нас свой проект. Ты забыл?

– Ах да. Как он, кстати? – спросила я, переводя тему. Сергей слабо улыбнулся.

– Хорошо, – сказала Катя. – Нам обещал помочь этот… Как его? Жан? Люсьен? Из Парижа.

Сергей не ответил и отошел от нас.

Да, многое менялось – только не их проект. Москва жила своей жизнью; она перестраивалась и разрушалась; открывались новые станции метро и закрывались на реконструкцию старые; центр кипел, то обрастая плиткой, то обдирая ее с себя. Захваченная работой, я все больше погружалась в жизнь города, в его проблемы и радости, забывая о собственных, забывая даже порой позвонить своим друзьям, но, когда звонила, когда спрашивала о проекте, ответ был всегда один и тот же – работаем. За это время я успела поучаствовать в десятке разных проектов, предлагала свои и разрабатывала чужие, мои фильмы участвовали в фестивалях, их ругали, хвалили, они проваливались и занимали призовые места. Наша контора переехала на Софийскую набережную, из хипстерского офиса, состоящего из стекла и дизайнерских столов, был виден Кремль, и Москва-река, и вздыбленный Петр на стрелке, и я стала приходить на работу пораньше, чтобы выпить кофе, стоя перед видовым окном и упиваясь утренней, разнеженной со сна Москвой.

А их проект все еще был в работе. Я бы могла подумать, что они ничего не делают, если бы они так много о нем не говорили, если бы не рассказывали время от времени о помощи от всяких творческих людей, в основном иностранцев, и если бы порой не видела Сергея счастливым и вдохновленным, каким он был в день нашего знакомства, – это значило, что они работали всю ночь и им что-то удалось. Нет, я не могла им не верить.

Тем временем прошло два года, и я стала замечать, что мой собственный жизненный проект вполне успешен, что у меня появляются деньги, что в постоянных поездках по городу я начинаю смотреть на дома и районы другими глазами – начинаю примерять их на себя, раздумывая, насколько уютно мне бы здесь жилось. И наконец, к финалу года я обнаружила себя счастливой обладательницей однокомнатной квартиры в новом доме-свечке на лесистых задворках города, в равноудаленной от всех станций метро точке. С моего двадцать второго этажа открывался вид на лес, на кольцо МКАДа, этого змея, обвившего город, на высотки других районов, разраставшихся вокруг, – и все это тоже была Москва, не старая, не центральная, зато с тем же пульсом, с тем же ритмом, без которого я уже не могла представить свою жизнь.

Мне было так приятно глядеть на все это из своего нового окна, что я не выдержала и позвонила Кате.

– Поздравляю, – сказала она без нот радости в голосе. – Теперь ты больше не замкадыш, – добавила, и капелька крови от ее