Шрифт:
Закладка:
Аскольд подставил лицо ветру. И заговорил только спустя несколько долгих мгновений:
– Помнишь человека, которого я пытался вернуть с того света? Ты отдала свою энергию, чтобы спасти его.
Имя мгновенно всплыло у меня в памяти.
– Анатолий?
– Я не нашел его в том мире. Ни в аду, ни в раю. Он не откликается, сколько бы я ни звал. Думаю, я знаю, где он.
Я дохнула в сложенные ладони, пытаясь их согреть.
– Слушай, ты не хочешь обсудить это в машине?
Аскольд только отмахнулся.
– Ты отправила его на дно Ледяного Озера. В единственное место на Земле, неподвластное правилам этого мира. Туда нет доступа никому – ни Богу, ни дьяволу. После той аварии я долго думал, как избежать исхода, который мне показали. А потом на одном маленьком кладбище случайно уловил холод, похожий на холод Зимней Девы.
Я потерла виски ледяными пальцами. Как запутанно он рассказывает. Или это я уже ничего не соображаю? Он же говорил что-то о сделке. Он найдет Тёму, а я… как там было – должна переправить его в одно место?
– Ты же чего-то от меня хотел. – Я потерла плечи, но это не помогло. – Может, лучше об этом поговорим?
Аскольд снова посмотрел на меня своим странным взглядом.
– Я уже все сказал.
– Ты ни хрена не сказал.
– Абсолютно все тебе изложил.
– Да нет же!
И тут, вглядываясь в его непроницаемые глаза, я поняла. Разрозненные отрывки слились воедино, и у меня похолодело внутри.
– Ты не… Ты хочешь, чтобы я тебя убила? – Собственный голос прозвучал чуждо. Я отступила, натолкнувшись на другое надгробие.
– Это единственный шанс для меня не попасться им, – сдавленно ответил Аскольд. Вечная маска невозмутимости пошла трещинами.
– Ты хочешь, чтобы я тебя убила, – тупо повторила я.
Аскольд шагнул ко мне. В наступающей темноте его лицо было абсолютно белым.
– Не сейчас! – Он хотел протянуть ко мне руку, но я отшатнулась. – Я не собираюсь умирать прямо сейчас. Мне нужно, чтобы… когда это произойдет, ты была рядом. И переправила меня на дно Ледяного Озера.
Воздух вокруг пульсировал, в голове отдавались собственные слова. Он хочет, чтобы я его убила.
– Ты плачешь, – зачем-то сказал Аскольд.
– Нет.
– Ты…
– Я не плачу! – выдохнула я, и полы его пальто взметнулись от поднявшегося ветра, волосы заплясали в ледяных порывах. – И вообще отойди от меня!
Аскольд не двигался.
– Уходи!
Не в силах больше смотреть ему в глаза, я сползла вниз, полностью спрятавшись за могильной плитой. Под веками поплыли черные пятна, холод пронизывал насквозь.
Где-то крикнул сторож. Я слышала, как Аскольд что-то ответил ему. Слышала голос ветра, что нашептывал в самую душу: «Убей его». И собственную бьющуюся в висках мысль: «Тёмы там нет». Где-то под обломками всего этого, под обломками моей странной жизни расцветала старая, до боли в костях знакомая мысль.
Я – чудовище.
Антон
Раньше я всегда знал, где Ванька. Паленая программа родительского контроля, установленная на нокию, отслеживала местоположение. Но молодежь нынче пошла больно просвещенная – Ванька быстро нашел ее. У меня Милана так не визжала, вписавшись с разбегу в угол шкафа, как он. Затих только, когда получил деньги на новую мобилу. И обещание, что я ее не то что в руки не возьму – в глаза не увижу.
На диван запрыгнула Мася. Выгнула спину, распушила хвост и потерлась о штанину. Я погладил ее за ухом и глотнул кофе. Опять спал пять часов. С шести на ногах. Чтобы как-то отвлечься, читал все подряд: детективы, фэнтези. А там и Ванька встал. Но ощущение все равно было как у того кота с палочками между век.
Кофе по счету был уже второй.
Я вытащил телефон и включил программу. Та с минуту загружала данные, потом показала оранжевую точку на карте. Я приблизил, насколько позволял экран. Точка двигалась – Вера ехала в направлении кладбища. Вот ведь! Я же сказал ей оставаться у мамы.
Хотя сам толком ничего не выяснил, кроме того, что кожа на телефоне была настоящая, а Аскольд Мирин не имеет к этому отношения. Думал посоветоваться с Ромашкой, но понимал: слишком мало данных. Он посоветует то, что я и так уже сделал: опросить сторожа на кладбище, опросить потерпевшую, подумать, у кого был мотив и возможность.
Со сторожем я разговаривал – он заверил меня, что Вера божий одуванчик. Только в глаза ей лучше не смотреть, а то можно случайно смерть свою увидеть. Не представляю, что он имел в виду – сторож был немного подшофе.
Веру тоже, будем считать, опросил. Аскольда, который вроде как имел и мотив, и возможность, проверил. Это был тупик. Разве что отдать кожу на экспертизу и попробовать узнать, чья она. Но для этого нужно работать там, где мне уже не придется.
Телефон завибрировал. «Лёха». Ему-то что понадобилось?
Я осторожно поднес трубку к здоровому уху.
– Привет.
– Тоха! – Голос у него не изменился. Такой же деловой. – Ты, наверное, не рад моему звонку. Я не займу много времени.
Мася спрыгнула с дивана и, мазнув мне по ноге хвостом, гордо направилась к холодильнику.
– Что случилось?
– Ты разбираешься в трупах?
– А? – Я аж проснулся.
– Ну, ты мог бы, допустим, убить человека… не до конца?
– Ты бухой, что ли?
Лёха помолчал. И снова завел волынку:
– Ну вот послушай. Теоретически. Человек может сначала вроде бы умереть, а потом все-таки ожить?
Точно бухой. Я потянулся сбросить звонок, но услышал сбивчивое:
– Это касается Тёмы. Я просто…
На кухне вдруг сделалось душно.
– Цыц. Тихо, – перебил я. – Замолчи, будь добр. Не по телефону.
– Тогда, может, встретимся? – с надеждой предложил Лёха.
Я глянул на часы над мойкой. Половина десятого. Ну допустим.
– Где?
– В Царицыно подойдет? – По-моему, в голосе его прозвучало облегчение. А у меня желудок скрутило в морской узел и тело от ног до подушечек пальцев стянуло напряжением. – Юля как раз собирается там через полтора часа совершить одну ужасную…
– А я при чем?
– Заодно и узнаешь.
Точка на экране, который показывал Ванькин телефон, была уже на полпути к «Архиповскому».
– Ладно, – нехотя ответил я.
* * *
В Царицыно было подозрительно тепло. Солнце грело чуть не по-летнему, золотая и оранжевая листва колыхалась еле-еле. Меня не покидало ощущение, что стоит выйти из парка или перестать смотреть на березку, за которой только что скрылась Юля, и на нас обрушится дождь с ветром.
Лёха сидел рядом на скамейке, положив ногу в белом кроссовке на колено и скрестив руки на