Шрифт:
Закладка:
Старая добрая Юля. Не важно, что происходит, главное – показать, кто тут командует.
– Ты его все еще не видишь? – спросил Лёха в третий раз.
Я подавил желание запульнуть пустым стаканчиком ему в голову.
Юля несколько раз пыталась показать нам что-то за березкой, тыкала вдаль наманикюренным пальчиком. По ее словам, за деревьями виднелась вывеска – черная, с золотыми буквами. Но мы, с какого ракурса ни смотрели, не могли углядеть ее. Выходило, домик Осенней Девы видела только Юля. Она и пошла за разрешением на эксгумацию.
Я провел рукой по горлу, ощущая под пальцами гладкие шрамы-кругляши. В двух словах я понял так: сперва сила вернулась к Вере, потом к Юле. Та решила, что Тёма каким-то образом выжил, и захотела проверить могилу.
– А откуда Юля узнала, что к Вере тоже вернулась сила? – Я крутил в руках пустой стаканчик из-под кофе. – Они что, общаются?
Лёха неопределенно пожал плечами.
– Я ей сказал.
– А ты откуда узнал?
Лёха незаметно отодвинулся.
– Слушай, это не так важно. Я тебе другое сказать хотел.
Я глянул на экран телефона. Зеленая точка не двигалась: Вера приехала на кладбище и, похоже, там и осталась. Раз не звонит, значит, все в порядке.
Я вскрыл стаканчик, вылил последние капли кофе на язык. Нужно искать другое снотворное, от этого толку как от валерьянки.
– Рассказывай.
Лёха помолчал. Он даже не моргал, уставившись в одну точку. Чтобы не пялиться на березку, я снова отвлекся на точку в телефоне – та вдруг задвигалась. Сначала отделилась от дома, потом плавно сместилась по дорожке к выходу с кладбища.
Куда это она?
– Говори давай, – поторопил я.
– Короче. Той ночью, два года назад, когда ты уехал за Верой, у нас был зал с двумя трупами…
– Я в курсе. – Я смял стаканчик в кулаке, и Лёха отодвинулся еще на пару сантиметров.
– Кровь Кристины еще повсюду… Я зашел и сразу же наступил в лужу, – продолжил он. – Говорил Юле всю дорогу, что надо вызвать полицию. Но куда там! Сначала она не разрешила, потом заявила, что раз мы не вмешались, то вроде как теперь соучастники… – Точка на экране замерла у ворот кладбища. Не ходи никуда, Вера, хоть раз послушай, что тебе сказали! – Я думал – все. Конец. Мы только что видели два убийства и не остановили их. В студию мог зайти кто угодно – мы даже дверь не заперли… Потом начался какой-то сюр. Свет мигнул и отключился. За окном бахнуло, небо почернело. Как в ужастиках… На ресепшене зазвонил телефон. Юля сняла трубку. Мне из дальнего конца коридора было слышно, как Дарина сказала: «Привезите моего сына».
Затылок прострелила боль. Я невольно поморщился.
– Дальше давай.
– Я подогнал машину к заднему выходу. Кое-как погрузили. Дождь лил еще… Заехали в первый попавшийся парк. Юля вышла и обняла какую-то березку. Вон как сейчас. Что-то прошептала, и из-за деревьев вышла Дарина. Долго смотрела в лицо Тёмы, когда мы его вытащили. Страшная, как баба-яга. Волосы седые, сама в белой рубахе, как привидение… Сказала нести в дом. Я только тогда увидел, что за деревьями избушка стоит. Внутри положил Тёмку на кровать, успел увидеть, как Дарина влила ему что-то в рот, и почувствовал, что меня из домика что-то выталкивает…
Солнце дрогнуло над кромкой желтой листвы и покатилось за деревья. Я моргнул – да нет. Показалось.
– И что? Он ожил?
– Не знаю, – отмахнулся Лёша. – Мы уехали сразу. Юля, похоже, тоже испугалась. Я думал, если честно, Дарина его оживит. Все время ждал, что он вернется. По вечерам приходил домой и зажигал везде свет. Я был уверен, что в один прекрасный вечер он будет ждать в своей комнате. Или еще лучше – в моей… Но потом услышал, что на Архиповском появилась его могила. И перестал ждать. Мы решили, Дарина не смогла его воскресить и похоронила.
Из-за березки показалось красное пальто: Юля шла маленькими неуверенными шагами, опустив голову, и издалека было видно, как ее шатает. Лёша рванул навстречу, но Юля от него отмахнулась.
Выпитый кофе подкатил к горлу. Что она там увидела?..
Мысли, заползающие в голову, были одна темнее другой. Тёма не мог выжить. Никто не может жить со сломанной шеей.
Поравнявшись со мной, Юля тяжело вздохнула – один раз, точно позволила себе секундную слабость.
– Что ты там видела? – вскинулся я.
Юля только покачала головой. В ушах сверкнули прозрачные капельки-бриллианты.
– Дарина одна?
Она прикрыла веки, точно свет резал ей глаза. Или у нее болела голова. Или я уж не знаю, что с ней было.
– Я не передам тебе всего, что видела и слышала, Антон. Но ты хорошо служил Хельге. И… я сама допустила то, что тогда произошло, – глухо добавила она.
Я быстро проверил телефон – Вера ехала в город. Судя по скорости, на такси. Я отошел на пару шагов и опустил руки, зная, что Юля расценит это как знак подчинения.
– Что тебе сказала Дарина?
Она убрала за ухо платиновую прядь и подняла на меня глаза.
– Что скоро ты увидишь, как погибает самый дорогой тебе человек.
* * *
Я гнал, радуясь про себя, что пробок нет – обычно в это время не протолкнуться. В голове было пусто. Раз в минуту я сверялся с экраном – зеленая точка прибыла на Ваганьковское, добралась до центра кладбища и остановилась.
Я понял, что делаю, только на втором светофоре.
Это неправильно. У меня ведь еще Ванька. У меня дочь. А Вера – просто девушка, которую завещала спасти Хельга и к которой я больше не имею отношения.
На очередном светофоре в глаза бросилась реклама с карапузом. Я чуть не съехал на обочину.
Думай, Тоха!
Ты убил ребенка Осенней Девы. Единственного сына. С чего ей нападать на Веру? Правильнее тогда уж на Милану. Куда ты несешься? Остынь. Вера может за себя постоять, если очень захочет. А Милане и двух нет.
Перед глазами встали упругие ладошки, трогающие меня за щеки. Тихий шепот, который я прекрасно слышу даже больным ухом.
«Папоська».
Надо разворачиваться. Не доехав до Ваганьковского километра три, я съехал в переулок. Заглушил мотор. Секунды тянулись как жвачка. Точка на Ваганьковском так и не двигалась, и до меня вдруг дошло, куда
