существам, — с подозрением спросил ее Матвей.

— Я уже говорила тебе, я не питаю к жукам ничего помимо научного интереса, особенно зная, что они внеземного происхождения. — Она сняла шапку, выпустив локоны своих русых волос и отряхнула головной убор от крошек снега. — Любой хоть немного заинтересованный в науке человек, в частности в биологии, откровенно позавидовал бы моей возможности изучать инопланетян.

— Возможно, твое отношение к этим тварям поменялось бы, погибни твой отец не от их лап, — слетело с губ собирателя, и образ покойной матери в очередной раз предстал перед мысленным взором. Странно, он так давно не думал о ней, но именно в последнее время, особенно после встречи с медведем, ее образ не покидал его. Должно быть, истинная причина скрывалась в той самой турбазе в лесу, которая позволила трагедии давно минувших лет вновь вскрыться незажившей ране.

Почти сразу Матвей понял, что сказал лишнего, в особенности когда взглянул на Машу, замедлившую шаг и взглянувшую на него глазами наполненные не то жалостью, не то печалью.

— Прости, — он протянул ей руку, — мне не стоило этого говорить.

К счастью, она взяла его руку в ответ.

— Все нормально, я понимаю, — сухо ответила она.

Они продолжили идти молча. Матвей чувствовал муку совести за сказанное, и порой, исподтишка, посматривал на ее профиль, лишний раз подмечая ее красоту.

К вечеру добрались до устья реки, впадающей в Белое море. С берега открылись сумрачные очертания города Онега. Перед непреодолимой водной преградой они повернули на юг и вскоре наткнулись на поселок Поньга, чье название встретило их на растрескавшемся баннере у въезда. В поселок не вошли, продолжив движение вдоль берега в поисках моста, который, как надеялся Матвей, должен был соединять Онегу и Поньгу. Его надежда оправдалась, когда среди вечерних облаков на горизонте замаячила длинная черная полоса моста.

Переправились на противоположный берег без приключений, мост оказался довольно крепким. Хотя переправа заняла немного времени, она окончательно вымотала всех. Усталость от долгого пути тяжело давила на плечи и ноги, и желание остановиться и упасть на месте становилось всё более заманчивым. Выбор убежища не отнял много времени — группа остановилась в здании старого театра, о чем гласила стальная вывеска у входа. Внутри он оказался скромным: сотня сидений, сцена с упавшим занавесом и дощатый пол был испещрен щелями. Потолок, покрытый трещинами, и облупленные стены, однажды украшенные яркими фресками, теперь скрывались под слоем пыли и паутины. Затхлый воздух наполнял пространство запахом плесени и старой древесины.

Внутри театра стояло тепло, но костер все равно развели из-за непроглядной тьмы, царившей внутри. Припасенную медвежатину быстро разогрели и принялись за ужин.

— А какое сегодня число? — поинтересовался вдруг Тихон, бросив на пол обглоданную кость.

— Да кто ж его знает, — пробубнил Юдичев, ногтем выковыривая застрявшие между зубов ниточки мяса.

Матвей ответил мальчику:

— Сейчас март, это единственное, что я точно знаю. А зачем тебе?

— Да так… — отмахнулся парень, явно чего-то недоговаривая.

— Двадцать два дня, — вдруг раздался голос Арины, обратив на себя внимание остальных. Девушка взглядом указала в сторону лежавшего на соседнем от нее кресле дневник. — Столько прошло с тех пор, как мы ушли из Приморска. Число месяца я не знала, поэтому считала дни.

От Маши послышался удивленный вздох. Все задумчиво опустили головы.

— А я уже давно потеряла счет времени, — прошептала Маша, крепко сжимая пальцы собственных рук. Матвей давно обратил внимание, что она делала так, когда начинала нервничать. — Мы с первой экспедицией причалили в Приморске в ноябре прошлого года. С тех пор прошло, получается, четыре месяца? Возможно и все пять. Но по мне так лет десять. И все это время ни единого дня покоя, думаешь только как выжить и не попасть в брюхо мерзляку, и чем бы самому набить собственное брюхо, лишь бы не загнуться от голода. — Ее глаза заблестели влажным огоньком. Указательный палец быстро смахнул подступившую слезу и лицо обрело черты уверенности. — Пардон, не хотела я сопли-слюни разводить… Накопилось. Я стараюсь держаться, блин… да я все эти месяцы только и делаю, что стараюсь держаться с надеждой снова вернуться на «Прогресс». Но порой кажется, будто этот кошмар никогда не закончится. Мы так и будем идти и идти, пока рано или поздно идти будет некому.

Надя коснулась ее бедра, молча подбодрив. Маша в ответ положила ладонь на ее руку и скованно улыбнулась.

Матвею хотелось добавить пару слов от себя, в очередной раз пообещать ей, что она обязательно скоро увидит «Прогресс» и родную сердцу Антарктиду. Следом он хотел подбодрить и остальных понурых спутников, ведь поддерживать их дух это прямая его обязанность как лидера группы. Но потом он понял, что молчание будет куда уместнее. Почему он и сам не знал.

Вскоре все стали укладываться спать. Благо кресла, несмотря на время, сохранили свою мягкость и упругость, и создавалось ощущение, словно у тебя под боком почти кровать со всем ее удобствами.

Готовившийся ко сну Матвей не заметил среди остальных Машу. Видев ее последний раз с Надей, он подошел к прогрессистке и спросил ее, куда та подевалась.

— Пошла туда, куда-то за сцену, — ответила она.

— Зачем?

В ответ она пожала плечами.

Когда собиратель отправился искать Машу, Надя задержала его, схватив рукав куртки.

— Ты должен знать это… — Она застенчиво отвела взгляд. — С самой нашей первой встречи с Йованом я постоянно шепотом желала ему смерти.

У Матвея мурашки по спине побежали. Он хотел отдернуть руку, но пальцы прогрессистки лишь сильнее сжали рукав его куртки.

— Эти его тупые шутки наряду с идиотскими знаками внимания выводили меня до белого каления, вот я и проклинала его, желая поскорее избавиться от его навязчивого внимания, — продолжала Надя, и грубый голос внезапно смягчился: — Но потом, со временем, я обнаружила себя по-настоящему счастливой рядом с ним. Уж не знаю, можно ли назвать это любовью, или просто симпатией, всю свою жизнь я была далеко от этих чувств, но сейчас я…

Она поглядела на Матвея и с ее губ просились какие-то слова, которые она не решалась произнести.

Выждав немного, собиратель сел перед ней на одно колено и сделал предположение:

— Чувствуешь вину?

Она кивнула, подтвердив его догадку.

— Мне все кажется, будто всеми своими проклятиями я подтолкнула его к смерти, Матвей. Его убил