— Салям, — сказала она на ракшасском, подходя к ним.

— О, ханум-паша! Наконец-то! — обрадовался бывший башибузук, обнимая свою новую подругу, которой очень шли рыжие волосы и зелёные глаза. Точь-в-точь того же цвета, как у принцессы. «Нет-нет, это всё глупые подозрения» — сказала Мацуко сама себе, внимательно разглядывая униформу довольной ракшини:

— Добрый день. Вы из тюремного персонала, как я понимаю? — наконец узнала она нашивки.

— Да, Первая женская. Вас охраняла, — сказала она удивительно знакомым голосом. Точно, она слышала его там, в тюрьме!

— Надо же. Хорошо, что не попались нам при побеге.

— Да-да, — закивала ракшиня: — Вы с моим Хасаном там хорошо крови пустили, — и поцеловала Хасана.

— Представляешь, раз двадцать мимо неё прошел, причем нагишом — и даже не думал!

— А что не думал⁈ Я тебе женщина или бревно⁈ Мог бы и подумать!

— Ну, у меня была служба. На службе я никак! — и ракшасы ещё раз громко, на всю столовую поцеловались.

Кадомацу перевела глаз на третьего — может ему неприятно видеть такие выражения чувств. Нет, ничего — с набитым ртом даже поднял вилку, словно хотел что-то сказать, и теперь спешно прожевывался.

— Если бы он на вас отвлекался, меня бы сейчас с вами не сидело.

— Это у неё я ключи от твоей клетки украл!

— Правда?

— А мне перфект сказала: «Сыграй дурочку!». Ну а что, я дура и есть! Сыграла!

— А я тоже дурак! — сказал Хасан и сделал себя два глаза из пельменей.

Метеа вздохнула. Они и правда, идеальная пара.

— Как тебя зовут⁈ — спросила она «жертву любви», который только что прожевался.

— Ышик, сын Али, ханум.

— Ты знаешь, что янычарам запрещены подобные отношения, которые ты предлагал Ильхан-баши⁈ Да ещё на весь корабль!

— Ааа… — успокаивающе махнул он вилкой, мокрой от белого соуса: — Да я же это так, шутя. Шуткую я! Мне просто надо было остаться у него в подчинении, а сказали, только если я стану его любовником. Ну, я и разыграл, чтобы все видели. Чтоб не выслали, значит.

— Разыграл⁈ — принцесса, которой и так хватало испытаний чувств, начала сердиться. Даже Хасан со своей подружкой притихли.

— Ну, раз не положено — значит, не положено. Мне же это — как бы из Амаля свалить. Как вон ей! — он показал на подружку Хасана немедленно покрасневшую: — А что, все способы хороши! Если надо задницу — значит, подставлю задницу, не впервой, если нельзя… ну что же, будем думать… Наш ракшас везде пролезет! — и подмигнул Хасану, который, предчувствуя бурю, поспешно отдвинулся от стола, увлекая свою подружку.

— Значит, только «свалить», да… — принцесса встала, медленно багровея.

— Ну да. У вас же независимость. Потом в любую страну! А что⁈ — он прихватил ещё один пельмешек,пытаясь прожевать, пока не отобрали.

— НЕМЕДЛЕННО. УХОДИШЬ. С ЭТОГО КОРАБЛЯ! И чтоб не смел больше появляться на орбите!

Огромные глаза ракшаса мгновенно наполнились включившимися как по заказу слезами:

— Простите ханум-паша! Простите! — он бухнулся пред ней на колени, и попытался руками, грязными от пельменного соуса ухватиться за юбку: — Я же только уехать хотел, и всё! Я больше не буду! Я просто…

Она пнула его ногой и оглянулась на подружку Хасана:

— Скажите, ваши полномочия как тюремщицы ещё действуют?

— Ну да, — быстро кивнула она.

— Отведите его в ангар и отправьте на планету. Предупредите местных офицеров, что он собирался бежать через границу.

— НЕЕТ! — заорал ракшас, снова подползая к ногам демонессы: — Не отдавайте меня трибунам! Вы не знаете, что у нас бывает за побег из страны! Пощадите…

— Знаю, отлично, — холодным голосом сказала принцесса, когда тюремщица заткнула ему пасть: — Ты достоин худшего. Центурион, — обратилась она к поднимающемся из-за соседнего столика офицеру: — Помогите девушке увести его. Он вроде преступник по вашим законам?

— Так точно, товарищ аюта. Я знаю ракшасский, я всё понял, — он кивнул трём легионерам, сидевшим за его столом, которые моментально убрали ложки и чашки.

Принцесса вздохнула, глядя, как уносят за руки и ноги сопротивляющегося несчастного. " Надо будет предупредить Тардеша о таких. Ему могут устроить неприятности из-за меня опять, если узнают', — она ещё раз вздохнула: «Сама-то улетаю прочь, а других не пускаю… А ведь я и Хасану свидание испортила напоследок… Какая же я злая…»…

Скромность

… — Азер, ты слышала, что я решила⁈

— Да, хозяйка.

— Я права, или я опять упрямая девчонка⁈

— Разве, если вы неправы, вы меня послушаете, Ваше Высочество⁈ — легкая усмешка скользнула по полным губам, и она сказала проще: — И ты давно не та девчонка. Ты красивая и гордая женщина. Хорошая подруга. Великий воин. Великий полководец. Неужели ты думаешь, что те боги, которые дали тебе такую красоту, забыли дать тебе здравого смысла⁈ Брось. Красоты без мудрости не бывает. Бывает, правда, красота без ума…

— То есть, ты хочешь сказать, что я — глупая?

— Не всегда, — васильковые глаза красиво светились в полумраке.

— Вот стукну больно. Как ребята? Не слышно, куда собрались?

— Хасан деньгам радуется. Собственно, ничего ему больше и не нужно было. Мать всё чаще вспоминает. Бабу, вон нашел. Ильхану хватило повышения — хотя какой он офицер? Он одиночка.

— Только что говорила с ними. Я попрошу сестру пристроить обоих при своём дворе. Маваши, брат Ковай?

— Останутся при дворе. Левый полк личной охраны, как и Сакагучи. Будут охранять наследника, если дождутся его от тебя, — и игриво похлопала ей по животу.

— Перестань. А… Афсане⁈

— Она беременна.

— Что? — зелёные глаза демонессы ярко сверкнули при повороте головы.

— Рассталась со своим Сакагучи и понесла от него. Тяжело смотреть. Оба страдают. К друг другу не подходят, не разговаривают. Он — просто не додумается, она — боится, что ещё больнее будет. Глупые… Им бы друг на друга эти последние дни потратить…

— Не суди их. Как с Афсане? Осложнений не будет, как беременность⁈

— Да всё нормально. Не первый раз ведь. Другое дело — говорить ли об этом Сакагучи⁈ Надо ли⁈

—