только такую же раздолбайку, как я!

— «Раздолбайка» — это слово Ануш.

А потом принцесса добавляла:

— И не ври на себя. Ты была прекрасной любовницей. И ты лучшая подруга, какая есть на свете. И ему, и мне.

— «И ему»⁈ О, Ормузд, если бы он это сказал! Если бы хоть раз услышать «спасибо», увидеть, что я ему нужна!

— Мужчины никогда об этом не вспоминают. Он, бывает, любит тебя, но разве вспомнит, что об этом надо говорить⁈ Особенно такой, как Сакагучи… Поверь, лучшей, чем ты, у него не было и не будет!

— Но я не женщина вашей расы. Я паразит. Я могу рожать лишь неблагодарных и развратных дочерей. Я никогда не буду верной… я не могу устоять ни перед одним мужчиной — мне стыдно, но мне это нравится! И… я не такая терпеливая, как вы, хозяйка. Я не смогу любить молча — со мною случится истерика. Поэтому… пусть он идёт — и найдёт заслуженное им счастье — без меня. Я… пока ещё могу отпустить его… — она помолчала, перекладывая свои вещи, и добавила, когда Мацуко уже собиралась уходить: — Ведь причинять боль любимому — это невыносимо, правда, хозяйка⁈

Кадомацу тяжело вздохнула и выскочила из каюты, на одном дыхании пробежав две палубы — и не заметила этого, пока не остановилась, схватившись за поручни атриума: «Я плохая женщина. Я не могу его отпустить…»…

…Синдзиру Синобу Томинара уже не был мальчишкой. Но остался таким же наивным. Самого юного генерала Империи война закалила — но по законам какого-то неведомого чуда, война не тронула его открытой и детской души.

Может, поэтому Мацуко никогда не отказывалась от общения с ним — потому что даже порой самая сухая сводка в устах брата Фу-но найси превращалась в задушевную беседу, чуть ли не свидание. Может, он рассчитывал на большее, может, он и заслуживал большего — принцессу такие мысли мучили редко, она умела держать себя в рамочках.

Вот и сегодня, он пришел к ней в каюту, с объёмистым докладом, о ходе передачи контроля призракам и свёртывания основных сил, (пока ещё не разобрались со статусом Мацукавы, принцесса вновь взвалила на себя обязанности Командующей, совмещая с работой на посту главы диверсионного отдела флота — благодаря открытому общению со штабом во время войны ей теперь это легко удавалось). Мацуко встретила его в утреннем кимоно на голое тело, непринуждённо, как всегда — но ей-то такая обстановка не мешала. Кимоно, правда, мужского цвета.

— Основными пунктами сбора решили выбрать Диззамаль и Яншишму — на первом наилучшие условия пребывания, на второй — наилучшие условия снабжения. Вы были против Акбузата и Шульгена, Госпожа Третья⁈

— Да. Нэркес и Коцит по погодным условиям не подходят совершенно. Акбузат сейчас по другую сторону светила, а на Шульгене неспокойно с партизанами.

— Понятно. Но на Акбузате мы можем без проблем разместить всех ракшасов — там ненамного прохладнее, чем на Пороге Удачи.

— Возможно. Но так у нас получается целая луна или две на транспортные операции — нужна ли нам такая задержка⁈ Знаешь — спроси у Сидзуки, и давай мы это полностью доверим ему. В конце концов, Диззамаль не такой плохой вариант, только что сейчас зима в районе схода с Дороги Демонов.

— У меня тут ещё сообщения от кавалерии — говорят о трудностях с фуражом и вет обслуживанием.Я пытался сам решить, но пока ничего не придумал, Ваше Высочество.

— Ах, кавалерия. Надо было её всю отправить домой, когда кончился наземный этап на Шульгене.

— Мы тогда опасались прорывов, я помню…

— Сейчас их надо отправить в первую очередь. Собственно, нашей тяжелой кавалерии на Небесных Конях и спахам ракшасов, ничто не мешает отправляться немедленно — только «добро» от призраков получите. Кавалерийские обозы вперёд пропустим. А потом и обычную кавалерию двинем. Я бы предпочла вернуть северян — их давно дома заждались… А потом… ну, думаю, благородную конницу можно придержать напоследок — чтобы было с чем при параде выступать Мацукаве.

Она подняла взгляд, и улыбнулась юному генералу:

— Не веришь, что война уже кончилась⁈

Томинара смутился и опустил глаза. Мацуко почувствовала его нарастающее смущение, встала с колен — он тоже, оглянулся на дверь, и вдруг, бросился к принцессе, заключив её в свои объятия. Она не оттолкнула его — но с выражением омерзения зажмурила глаза и откинула голову, пряча губы от поцелуя. А Томинара вовсе и не стал её целовать… Скользнув руками по плечам и талии, он упал на колени, и заплакал, обнимая её за бёдра…

«Боги, до чего же приятно…» — подумала она о его объятиях, вместо того, чтобы освобождаться.

— Простите! Простите… — он шептал, а принцесса не знала, что делать со своими руками: — Простите, Ваше Высочество. Простите. Я не должен был… Прости… Прости… Когда я вас увидел здесь, на войне, я сказал себе: «Вот та женщина, в которую я влюблюсь». Вначале это была игра, и вы правильно делали, что смеялись надо мной… но потом, потом… Потом я влюбился в вас, по-настоящему! Каждый день, видя вас, каждый день, встречаясь с вами… Каждый день, переживая, когда вы пропали… Я люблю тебя, Мацуко! Кадомацу! Госпожа! Ваше Высочество! Люблю больше жизни, и я знаю, что это значит! Прикажи умереть — и я умру, прикажи ожить — и я оживу, прикажи забыть — и я забуду!.. И я буду счастлив, моя госпожа, счастлив!..

— Отпусти…- выговорила принцесса, и чуть позже: — Отпусти меня немедля!

Он разжал руки, но так и остался стоять на коленях, с опущенной головой. Принцесса отвернулась, и закуталась в крылья:

— Извини, как дочь императора я не властна над своим сердцем. А теперь — уходи.

Хлопнула дверь. Крепко сжав зубы, девушка повалилась на кровать:

«Прости Томинара! Прости, Тардеш! Я недостойная гадина…». Каюта внезапно показалась её нескончаемо большой, а она сама себе — маленькой-маленькой, крохой, затерянной в просторах космоса… — «Это не ты гадина, а я…» — вдруг услышала она в голове отголосок знакомой телепатемы.

Заложница

…Злата… Действий её демонесса так и не поняла. На похоронах она дольше всех прощалась с Гюльдан, но принцессе подойти к себе не дала. По общим обязанностям она договорилась с Тардешем, и подгадала график, чтобы нигде не пересекаться с демонессой. Той всё равно же, хотелось узнать, что точно случилось во