ваши распоряжения.

Тардеш долго молчал, потом вдруг посмотрел на аквариум, подошел к нему:

— Родители согласны? — спросил он, после ещё более длительного молчания.

— В этом решении, я абсолютно свободна. Отец мне доверяет.

— А другой замены не было?

Кадомацу улыбнулась:

— Вряд ли. Мой брат слишком нужен отцу на Даэне, мои сестры — не такая уж большая ценность. Использовать наследников глав больших кланов — не очень-то разумно в теперешней ситуации. У нас, — она задумалась, запустив руку в волосы: — Не совсем так, как в других империях. Дворяне, те, кому доверено по праву рождения, решать право жизни и смерти других, равняются в своих идеалах на глав сильных семей, которые издавна приближенны к императору, и их мораль и образ жизни находятся под высочайшим оком. Те же, имея привилегию видеть Небесного Государя, строят свои поступки и судят других по Высочайшему Образу, и поэтому Императору надо быть образцом добродетели. Император считается главным защитником и перед смертными и перед богами, и должен соблюдать много обетов и правил ради защиты Империи. Если долг требует какой-то жертвы от Императора — например, сына, или дочь — то он не имеет права перекладывать эту жертву на чужие плечи. Так что мое решение даже поможет отцу править нашей страной…

— Ладно, — кивнул Тардеш: — Вы остаётесь на посту моей аюты по специальным поручениям. Я позабочусь, чтобы вы получили все заслуженные вами награды и благодарности. Когда вы их получите, я лично буду ходатайствовать о присвоении вам амальского гражданства. Это даст вам хоть какую-то свободу у нас дома… И… вы действительно согласны⁈

— Безоговорочно.

Не ври о любви

… — Безоговорочно! — громкий окрик по-ракшасски отозвался эхом знакомого голоса. Вышедшая из каюты Тардеша Мацуко перегнулась через ограждение атриума и заглянула на палубу ниже. Белобрысая фигура в чёрной форме янычара и с длинными патлами была ей знакома, а второй ракшас, стоявший на коленях — нет.

— Я тебе сказал, я терпеть не могу таких как ты!

— Но Ильхан-бай!

— Заткнись, шакал! Никакой я тебе не бай!

Принцесса перемахнула через перила, и, распахнув крылья, спланировала между ними:

— В чем дело⁈

— Простите, ханум-паша! Просто этот… — на оскаленном лице обычно хладнокровного Ильхана было нарисовано просто неимоверное презрение. Такое она видела только… в тюрьме! Она обернулась к стоявшему на коленях:

— Ты из тюрьмы? Участвовал в бунте?

— Да, из тюрьмы, этот… — ответил Ильхан за него: — Он из «белых»! Прицепился, не отлипнет!

Она припомнила слова янычара что-то о цветовой сегрегации в местах заключения. Значит…

— Вы ханум-паша, правда? Я почти не узнал вас в этих нарядах… — тихо, плачущим голосом начал незнакомый ракшас: — Прошу, прекрасная шайтан-ханум, передайте моему возлюбленному Ильхан-баю, что я не могу жить без него, что…

— ЗАТКНИСЬ! — прервал его признание сам Ильхан, и принцесса вовремя подняла крыло, чтобы остановить его рывок: — Ханум-паша… уведите его, или я за себя не отвечаю!..

— Давай лучше мы уйдём, — сказала Мацуко, заметив выбежавшего Хасана с какой-то девушкой-ракшиней. Показала ему на несчастного влюблённого, потом повернулась и увела янычара, уже и правда готового сорваться.

— И что же ты их так терпеть не можешь? — постаралась она успокоить его. Проявления «ракшасской любви» выглядели отвратительно, но не настолько же, чтобы устраивать сцены, да ещё и на чужом корабле.

— Простите, ханум. Прилип, как грязь!

— Чужой на корабль попасть не может без пропуска. Вряд ли Арслан-ага отправил бы чужого заключённого. Он ведь из ракшасов Шульгена⁈

— Да. Он ведь не сразу начал! Он так, исподтишка! Потом начал при всех кричать! Знал бы сразу — убил бы на месте!

— Ты его по тюрьме не запомнил? Он и там, в тюрьме с тобой сидел?

— В тюрьме все крашеные были. Я его узнал только тогда, когда он сам признался, что… ну что… в жены хочет…

— Ты бы ему сказал, что среди янычаров это запрещено. И отправил бы его первой «собакой» на планету.

— Да, наверное, так и надо было поступить. Просто… простите ханум, я с детства не могут терпеть таких. И в янычары тоже…

— Что-то случилось⁈ — о прошлом светловолосый янычар никогда не рассказывал.

— … И в янычары я попал из-за них. Нас ведь набирают на севере Порога. Говорят, мы сильнее южан, и хладнокровнее.

— Да, ракшасы приспосабливаются к тяжелым условиям.

— Условия… У нас была большая семья. Мать, отец, дедушка, две бабушки. Два старших брата, две сестры, я и ещё младший брат. Только мы жили на отшибе. Отец был мельником, делал муку, из которой пекли хлеб. Денег много, и однажды нас решили ограбить.

— Янычары⁈

— Нет, что ты. Неверные. Банда живоглотов. У них были амальские ружья и автоматы. Отца убили первым, братьев — вторыми. Мать встретила их с ножом, её убили и… — он сглотнул слёзы: — … уже мертвой. Сестёр брали живыми. Потом нас кормили мясом дедушки и бабушек…

У принцессы демонов расширились глаза от ужаса.

— … и может даже нашей матери… Потом, настал мой черёд. Нас с младшим братом распяли на нашем кухонном столе…

— Не рассказывай… — принцесса осторожно положила руку ему на пальцы.

— … потом пришли янычары. Этим мужеложцам при мне отрубили члены и заставили сожрать их на наших глазах. Мне дали ятаган и разрешили сделать с ними всё, что я смогу выдумать. Я попросил мушкет.

— Ты сам их убил⁈

— Тогда я стал янычаром и уверовал в Аллаха. Арслан-ага приблизил меня к себе, когда увидел насколько я меток. И позже просил меня разобраться с теми, кто позволял себе… неподобающее. Я отрастил длинные волосы, чтобы ловить этих… и убивать… простите.

— Не волнуйся. Я позабочусь о том, чтобы этот парень исчез с корабля. Если ты его сразу не убил, он, наверное, и не такой страшный извращенец?

— Да нет, конечно, — ракшас вернулся в своё обычное рациональное состояние: — Умный и смелый. Помог с поисками нескольких придурков, сбежавших вместе с нами. Только пусть валит подальше!

— Я займусь этим. С ним сейчас Хасан, думаю, всё будет просто.

Хасан с незнакомой девушкой, как оказывается, увели несчастного влюблённого в одну из столовых крейсера, где тот уже вовсю наворачивал пельмени, кажется, забыв про «разбитое сердце». Принцесса