союз Маленкова и Берии, раскрытый лишь после смерти Сталина в 1953 году, уже существовал. Во время кризиса в любой стране на передний план выходят силы безопасности. Россия находится в условиях войны, смертельной опасности; Сталин не может заниматься делами; этим воспользовались в собственных интересах Берия и Маленков.

Если не совсем понятна механика их дел, то ясно одно: когда немецкие танки рвали на части страну, когда Сталин в состоянии нервного срыва заперся в своей комнате, в Кремле процветали интриги, заговоры, маневры. В итоге этих тайных хитросплетений Жданов утратил свою роль сталинского наследника. Его отправили обратно в Ленинград, личная судьба Жданова и судьба Северной столицы были теперь связаны воедино – тони или выплывай[72].

Весьма возможно, что сподвижники свалили на Жданова всю ответственность за неслыханный провал советской внешней политики, главным архитектором которой он являлся, вину за огромную ошибку в недооценке притязаний Гитлера и его психологии. Может даже возникнуть вопрос: а не допустили умышленно Берия и Маленков, чтобы Россия оказалась в состоянии войны с Германией? Не было ли с их стороны тут интриг или честолюбивых замыслов? Оба противились переводу советских вооруженных сил на боевую готовность, оба (наряду с Молотовым) имели доступ к предупреждениям разведки о предстоящем наступлении немцев. Все возможно в кремлевской политике, любые цели и любые средства. Маленков и Берия могли усмотреть для себя шанс захватить власть и тогда, быть может, повести за спиной Сталина переговоры о выходе России из войны и добиться мира с Германией. Пусть чудовищной ценой, но захватить власть.

Какая бы ни велась игра, каковы бы ни были мотивы, но с образованием хунты главные члены Политбюро оказались умышленно исключенными из внутреннего узкого круга. А.М. Каганович, A.A. Андреев (давно с той поры забытый, но в те дни считавшийся возможным наследником Сталина), Анастас Микоян, Калинин, Хрущев и кандидаты в члены Политбюро – H.М. Шверник, Николай Вознесенский и Александр Щербаков – они все были исключены.

Самым примечательным было исключение Жданова из этого узкого круга. Позднее все переменится, Сталин опять займет первое место, Микоян, Каганович, Булганин и Вознесенский войдут в Государственный комитет обороны, который к тому времени перестанет быть хунтой. Но Жданов никогда больше не войдет в этот волшебный круг.

Жданов действует

В ответ на германскую угрозу люди поднялись в патриотическом гневе. Об этом наглядно свидетельствовали улицы Ленинграда. По Невскому проспекту шли войска, солдаты пели, как могут петь лишь русские солдаты:

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой…

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна.

Идет война народная,

Священная война…

Добровольцы толпами осаждали военкоматы – 100 тысяч в первый же день, за неделю 212 тысяч[73]. В «Ленинградской правде» каждая статья пробуждала патриотизм. 23 июля, в четверг, руководящих партийных работников пригласили в Смольный. Секретарь горкома Алексей Кузнецов предложил им в течение часа представить данные о том, сколько рабочих потребуется для военного производства. Другой секретарь горкома, Я.Ф. Капустин, дал указание о переходе всех важнейших промышленных предприятий на 11-часовой рабочий день.

Но за внешним фасадом формальностей и штампов не все было гладко.

Не у всех на первом месте стоял патриотизм. В Ленинградской области некоторые местные организации не очень спешили с отправкой тракторов и грузовиков для военных нужд и обычно сдавали машины изношенные или неотремонтированные, а лучшие оставляли себе.

Первые дни вызвали массу волнений, слухов. Неясные сводки маскировали чудовищные неудачи на фронте, и сама эта неясность порождала тревожные слухи.

Через два дня после начала войны корреспондент Илья Бражин отправился на Московский вокзал, чтобы поехать поездом в Мурманск. Пришлось пять часов простоять в очереди за билетом. На вокзале тихо, но полно людей – терпеливых, покорных, главным образом женщин и детей. Когда поезд наконец подъехал, он в несколько минут наполнился. О военных событиях никто ничего толком не знал. Кто-то слышал, что Брест пал (а Брест – за сотни километров от германских границ; на деле эта маленькая крепость еще держалась). Другие слышали, что сданы Хельсинки, в действительности же война между Финляндией и Россией началась лишь на следующий день, после жестокой бомбардировки советскими самолетами (в основном военно-морскими) баз немецкой авиации.

Тысячи родителей отправляли детей из Ленинграда в первые несколько дней войны, большинство в летние лагеря – в Лугу, Толмачево, Гатчину, расположенные к западу и юго-западу от города, как раз на пути немецкого наступления. Никто, конечно, не ожидал, что враг может подойти так близко, боялись бомбежек, вроде лондонских. Большинство детей выезжало без родителей, большими группами, что затем осложнило реэвакуацию, когда она потребовалась. За несколько недель тысячи этих детей (и многие родители) погибнут при наступлении немецких танков. Многие погибнут при эвакуации. Один эшелон, где было свыше 2000 ребятишек, бомбили в Ядрове, потери были тяжелые. То же произошло в Лычкове. Когда слухи о бомбардировках дошли до родителей, они стали требовать, чтобы местные власти сообщили им о детях, но многие так никогда и не увидели своих детей.

В конце июня ленинградские власти решили вывезти 392 тысячи детей из города. За одну неделю, с 29 июня по 5 июля, удалось вывезти 212 209 детей, из них 162 439 – недалеко, за город, остальных – главным образом в Ярославль. По самым точным подсчетам, из мест, где проходило немецкое наступление, удалось эвакуировать 115 тысяч[74] детей, но тысячи были захвачены немцами.

В первые недели никто представить себе не мог, что принесет война. Во многих селах Ленинградской области партийные руководители вообще не принимали мер по обороне или эвакуации.

Страшные бомбардировки, которым нацисты подвергли Лондон, вызывали ужас у всех ленинградцев: и у занимавших официальные посты, и не занимавших. Они боялись, что в любую минуту люфтваффе может предпринять налет. Правда, первые ночи войны были относительно спокойными. Нацисты не делали серьезных попыток, но угроза налета существовала повсюду. В окрестностях Ленинграда часто видели немецкие самолеты, первая тревога была объявлена 23 июня в 1 час 45 минут ночи. Двенадцать «юнкерсов» пролетели над Ленинградом, потом сообщалось, что пять из них сбили.

В первый день войны 14 тысяч жителей, бойцов местной противовоздушной обороны, заняли свои посты. Ленсовет срочно приказал организовать 10 тысяч специальных групп по борьбе с пожарами на предприятиях, в учреждениях, магазинах и жилых домах. На крышах многих домов были установлены круглосуточные дежурства, и 18 тысяч чердаков очистили от всего, что могло воспламеняться. Управление пожарной охраны построило новые бетонные