Шрифт:
Закладка:
Жданов придерживался прежней своей позиции: Германия не может вести войну на двух фронтах сразу. Он ссылался на опыт Первой мировой войны, который, по его мнению, ясно показывал, что Германии не хватит сил вести войну одновременно и на востоке, и на западе. Он приводил известные высказывания Бисмарка, чтобы подтвердить свою оценку ситуации. Что касается разведывательных полетов немцев и передвижения войск, то, по его мнению, это были только меры предосторожности или своего рода психологическое давление на противника, но не более.
Кузнецов стоял на своем: немцы перебрасывают войска в Румынию и Финляндию, летают над Ханко и Полярным. Жданов не уступал, и Кузнецов не мог понять руководителя Ленинграда. А вдруг его уверенность основывается на каких-то огромных усилиях по обороне западных границ, о которых знает лично Жданов, а другие не знают?[68] Может быть, Жданову что-то говорил Сталин, а это сверхсекретные данные. Многим высшим военным руководителям было известно: Сталин себя убедил, что Гитлер не нападет на Россию, пока не покончит с Англией. Но Жданов так и не раскрыл Кузнецову своих мотивов, и Кузнецов не узнал никогда тех соображений, которыми руководствовался Жданов. А то, что взгляды его не менялись вплоть до самого начала войны, подтверждает отъезд Жданова из Ленинграда на отдых 19 июня. Вряд ли он покинул бы в такой момент Северную столицу, если бы верил в неизбежность нападения Германии.
Власть Жданова в Ленинграде была почти столь же абсолютной, как власть Сталина в Москве, но, конечно, она всегда была подчинена диктату Сталина.
На деле это означало, что ни одно – даже самое незначительное – дело не предпринималось в Ленинграде, если оно не было разрешено Ждановым. У него было несколько способных помощников, которыми руководил его первый заместитель, секретарь горкома A.A. Кузнецов. Молодой, решительный, энергичный, Кузнецов держал город в своих руках. Это был компетентный заместитель. Но его приучили никогда не действовать без указаний сверху.
Полный запрет действовать самостоятельно с очевидностью выявился лишь накануне войны, в условиях чрезвычайных. В отсутствие Жданова секретарь горкома Кузнецов оказался буквально лишенным права принять обычные меры, какие требовались от заместителя.
Его полная подчиненность Жданову как бы воспроизводила в миниатюре абсолютную подчиненность членов Политбюро диктатуре Сталина. И этот абсолютизм, средневековый в своей сущности, стал главным источником российской трагедии в условиях начинающихся теперь тяжелых испытаний.
Кому руководить вместо Сталина? Ведь Наркомат обороны во всем от него зависел. Трудно было ожидать, что Тимошенко и Жуков сами смогут придать нужную форму и направление вооруженным силам в условиях чрезвычайно сложных. 23 июня была создана новая Ставка Главного командования, но это была лишь реорганизация на бумаге существующего Высшего командования. Конечно, воинская мобилизация в стране была делом довольно несложным, поскольку должна была в общем соответствовать заранее определенному порядку. Но стратегия, тактика, дипломатия – другое дело. Срочно требуются новые соглашения, договоры. А советские дипломаты уже неделю по крайней мере не получали никаких указаний, что ясно свидетельствовало о полном параличе аппарата, принимающего решения[69].
Адмирал Кузнецов был членом Ставки и нарисовал картину ее «деятельности» в первые дни войны. Сталин отсутствовал на всех ее совещаниях в июне и, по-видимому, до середины июля[70]. Маршал Тимошенко, нарком обороны, исполнял обязанности председателя Ставки, но его роль была чисто номинальной. «Нетрудно было заметить, – вспоминал Кузнецов, – что нарком обороны не готов к роли, которую ему пришлось играть. Не готовы и члены Ставки».
Неясны были функции Ставки. Она мало была связана с реальной действительностью. Члены Ставки не были в подчинении у Тимошенко. Не он требовал у них отчетов, а, напротив, они требовали, чтобы он им докладывал о положении дел. Ставка обсуждала лишь вопросы, касающиеся сухопутных войск. Лишь один раз Кузнецов, докладывая о военно-морских делах, сообщил, что крейсер «Максим Горький» подорвался на мине и советские войска оставили город Либаву. Постоянным членом Ставки был Жданов, но не столько реальным, сколько почетным.
Первым определенным делом Кремля явились указы от 27, 29 и 30 июня. Первые два носили общий характер и касались мобилизации. Их формулировки выдавали, с какими трудностями столкнулось лишенное уверенности руководство. В указах подчеркивалось, что, несмотря на серьезную угрозу для страны, ряд партийных, государственных и общественных организаций не осознал еще ее реальности.
На следующий день, 30 июня, был принят указ о создании Государственного комитета обороны во главе со Сталиным. Члены комитета – Молотов, маршал Ворошилов, Георгий Маленков и Лаврентий Берия. Нет данных о том, что Сталин активно участвовал в принятии этих решений. 27 июня британский посол, сэр Стаффорд Криппс, прибыл в Москву из Лондона с генерал-лейтенантом Ф.Н. Мейсон-Макферлейном и другими военными специалистами для переговоров на высшем уровне. Но, к его удивлению, принял их не Сталин, а Молотов[71].
Государственный комитет обороны по существу был хунтой. В ее руках – вся власть в стране. И, учитывая имеющиеся сведения о состоянии Сталина, хунта, видимо, была создана, чтобы руководить страной со Сталиным или без него. Члены хунты – главный ключ к пониманию того, что происходило в Кремле, кто был у власти и кто не был.
То, что в комитет входил Ворошилов, значения не имело. Закадычный друг Сталина, исполнитель его воли, никогда за всю свою долгую карьеру он не проявлял политической инициативы. К июлю Ворошилова откомандировали в Ленинград. Активными членами хунты были Молотов, Маленков и Берия. Роль Молотова была неопределенной. Этого нельзя сказать о Маленкове и Берии, которые даже не были еще членами Политбюро, высшего политического органа коммунистической партии. Они были намного моложе, совсем недавно стали кандидатами в члены Политбюро – статус, в сущности, не самый высокий. Берия занял свое место два года назад, Сталин взял его из Грузии и поставил во главе «тайной полиции» – НКВД. А Маленков стал кандидатом в члены Политбюро лишь в феврале 1941 года, всего каких-то четыре месяца назад. Таким образом, основу хунты составляли Молотов, Берия, Маленков, при этом двое младших значили больше, чем старший, Молотов.
Не совсем ясно, как сумели эти двое обрести такое влияние. Берия, несмотря на свой второстепенный статус, руководил НКВД и обладал исключительным могуществом. Сотрудники НКВД проникли в Красную армию, играли важную роль в Наркоминделе, в агентурной разведывательной сети и в самой партии. Вероятно,
