спрашивает мой сын.

– Конечно же да, сынок, – говорю я. – Это ведь написано прямо здесь, в ежедневнике.

И делаю вид, будто ищу эту запись.

Нахожу, что это доставляет немалое удовольствие, хотя и напоминает мне, что я уже забыла про то, что именно здесь славный парнишка и написал «забудь». Или «пошла ты подальше», или что-то в этом роде. Славный парнишка, испытательный срок которого подвергся серьезному испытанию. Который удалился туда, где никому не будет загораживать проход, и где, как мне остается лишь надеяться, он однажды найдет туалет, который примет его с распростертыми объятиями, – удалился, даже не прижав меня к себе, бережно обращаясь с моей головой, как поступил с малым, который здесь не живет и который вроде как тоже исчез, так и не сумев найти свою жизнь или свой пароль.

Но теперь – подумать только! – мой сын подходит к этому, как его там, на котором я опять задвинула фотографию дядечки постарше к самой стенке, поставив ее позади всех остальных фотографий семьи Трюмо, и выдвигает ее на передний план.

– Мне надо идти, мама, – говорит мой сын, и, хотя я не могу быть уверена, мне кажется, что я собственными ушами слышу затыки в его денежных потоках – нечто вроде икоты.

– Всё в порядке, – говорю я ему. – Я все равно с минуты на минуту ожидаю Сердитую Медсестру.

По правде говоря, что мне на самом деле нужно сделать, так это поговорить с Фелисити и Чарити о паролях.

Фелисити и Частити слушают, когда я рассказываю им о своей проблеме с паролем. Ну, на самом-то деле, конечно, не слушают, глубоко погрузившись большими пальцами в свои смартфоны. Моя дочь и Господь Бог тоже не слушают, просто чистят мне ногти на ногах и вздыхают.

Так что, поскольку я уверена, что никто меня не слушает, объясняю все довольно подробно и как можно понятней.

Когда я заканчиваю, Фелисити и Чарити так добры, что вытаскивают пальцы из своих смартфонов и объясняют мне, что нужно сделать.

– Почему бы тебе просто не забыть об этом? – спрашивает Фелисити.

– О чем забыть?

Моя дочь вздыхает – возможно, сочтя это шуткой.

– Про свой аккаунт, пофиг, – говорит Чарити.

Наверное, это хороший совет. Пожалуй, его стоит обдумать. Наверное, мне и вправду стоит просто забыть про свой аккаунт. А коли так, то забыть свой пароль было бы хорошим началом. Нуда… Ну да.

– Или… – говорит Фелисити. Или Чарити. – Просто поменяй свой пароль, бабуля. Тогда никто не узнает, какой он у тебя.

– Разве можно поменять свой пароль?

– Все меняется, бабуля.

– Перемены – это хорошо, бабуля.

Ну да, конечно. И все же… А как же быть с теми словами-паролями, что служили мне пропуском в прошлое? Неужели их тоже можно поменять?

– Как? – спрашиваю я, и это «Хау!» звучит точь-в-точь как у дядечки постарше, который изображает краснокожего индейца из старого фильма, когда я предлагаю ему посадить индейскую кукурузу – Zea mays indurata, или индийский боярышник – Rhaphiolepis indica, или еще что-нибудь в этом роде. Это, конечно, расизм, но меня это смешит, как и всегда. Видимо, это мне никак уже не изменить.

– Зайди в «Настройки», бабуля.

– Как у пианино? Или радио?

– Настройки, которые в меню.

– Меню, как в кафе? Где я ем ламингтон?

– Настройки!

– Конечно… Настройки… Которые?.. Находятся?..

– В твоем аккаунте. На самом верху. Перейди в выпадающее меню, а потом выбери «Изменить личные данные».

Выпадающее меню могу представить себе лишь чисто теоретически. Если б в нашей столовой имелось напечатанное на красивой бумаге меню, как в том кафе, в которое мой сын иногда привозит меня выпить чаю, то оно точно было бы выпадающим. Наверное, как раз по этой причине его там и нет. Наверное, вполне достаточно и выпадающих фрикаделек с рыбными палочками, оставляющих следы на ночных рубашках с незабудками.

– А чтобы получить доступ к моему аккаунту?.. – спрашиваю я, хотя и так уже знаю ответ.

– Тебе понадобится твой пароль, мама, – говорит моя дочь. Или Господь Бог. По-моему, этот разговор доставляет им большое удовольствие.

– Все проще простого, – говорит Фелисити. Или Чарити. За их большими пальцами просто не уследить.

И я понимаю, что мне сейчас требуется. Что мне сейчас требуется, так это славный парнишка, который не моет полы.

Но славного парнишки, естественно, нигде нет.

Хотя Сердитая Медсестра – везде и повсюду.

Есть Менеджер по Исходу, который становится все более и более золотым.

Есть компьютер в интернет-салоне, который гора.

Есть фрикадельки. Есть бинго.

За моим окном есть парковка.

На моей дверной ручке есть лоскут шелка.

Но тем не менее.

Вокруг нас шумят птицы. Мы в саду, держимся за руки.

Не просто держимся, а крепко сжимаем их. И вокруг нас не один лишь шум птиц.

Помимо шума птиц, есть еще и шум забвения.

– Я забыл, – напоминает он мне. – Я забыл, как тебя зовут.

– Да, – говорю я ему. – Я помню.

По крайней мере, он смеется.

Не говорю ему опять, что меня зовут Роза. Вместо этого говорю ему, что я забыла тоже. Что и я тоже забыла.

– Давай… – начинаю я.

– Латук, – говорит он. На миг я надеюсь, что это шутка. Или, может, это он вспоминает. Но это не так.

– Давай забывать вместе, – говорю я.

– Хорошая мысль, – говорит он. – Давай за… Будем забывать… Нас вчетвером.

Он не смеется.

Это меня радует, поскольку я почему-то уверена, что под «вчетвером» он имеет в виду себя, меня и двух моих детей. До которых ему никогда не было никакого дела. И все же поправляю его:

– Не нас. Мы. Мы вчетвером.

– Вот именно, – говорит он. – Нас же четверо!

Тогда я задаюсь вопросом, не имеет ли он в виду нас двоих, свою первую жену и моего первого безголового мужа. Ну конечно же нет. Со всем этим своим продолжающимся забыванием он вряд ли имеет в виду, что мы обязаны помнить всех этих прежних, прошлых, предыдущих безголовых людей. Но тут он сжимает мою руку, и я понимаю, что он вообще ничего не имеет в виду.

– Есть только мы, – говорю я ему, не обращая внимания на гомон птиц. – Есть только ты и я. Только мы с тобой. И мы будем забывать вместе.

И мы еще крепче сжимаем друг другу руки.

Не