будет совершенно чистой.

Что моя дочь никогда не сможет полить все комнатные растения и надраить все ванны до единой, что она и ее Господь Бог могут вымыть все ноги на свете, но обязательно появится что-то еще, и ничто не помешает ее собственным детям, ее собственным Фелисити и Частити, в один прекрасный день надраить ее ванну, вымыть ей пальцы на ногах и бросить свою мать на произвол их собственной благой, исполненной чувства долга любви.

Потому что, дети мои, всегда есть что-то еще. Всегда есть нечто большее. Вы оба так хорошо заботитесь обо мне, несмотря на всю вашу ложь и раздражение. Хотя я была вашей матерью и забыла про вас. Но вы – это не все, о чем она забыла. Всегда есть что-то еще. Всегда есть кто-то еще.

Всегда есть нечто большее.

Страх и опасность не мешают мне блуждать по коридорам с моим ходунком. Но я в удивлении останавливаюсь, когда натыкаюсь на славного парнишку, который моет полы, и вижу, что он обнимает малого, который здесь не живет. Швабра славного парнишки прислонена рядом, прямо к надписи «ПРОХОД НЕ ЗАГОРАЖИВАТЬ».

Малый, который здесь не живет, хнычет в своем инвалидном кресле, и вид у него совершенно безудержный… безутешный. Славный парнишка склоняется над ним, утешая его. Или, по крайней мере, обнимая. Не уверена, что когда-либо видела такую нежность.

– Я заблудился, – говорит малый, который здесь не живет.

– Мля, нах, мудила, – вроде как говорит славный парнишка.

– Я не понимаю, где я, – продолжает малый, который здесь не живет.

Вообще-то сейчас мы находимся совсем неподалеку от интернет-салона.

– Вы здесь не живете, – говорю я ему, просто пытаясь помочь. Это не помогает, так что продолжаю: – У вас красивый белый забор, гараж на две машины, газонокосилка и еще эта, как ее там, для листьев… воздуходавка. Воздуходувка.

Но малый, который здесь не живет, по-прежнему безудержен.

– Все меняется, – говорит он.

Ну, это очевидно. И что меня больше всего поражает, так это то, как именно этот славный парнишка его обнимает. Не ускользает в сторону, как это обычно делает, и не пятится назад, а склоняется над ним, буквально укутывает собой малого, который здесь не живет, заключает его в себя – или, по крайней мере, верхнюю его часть над инвалидным креслом, – драпирует безудержную голову этого малого своими худосочными ручонками, обхватывает его хнычущие плечи, утешая его, удерживая его, безудержного.

Синяки у славного парнишки вроде потускнели, но когда он склоняется к малому, который здесь не живет, я вижу, что его женская грудь чем-то туго примотана к груди. К его обычной груди, не женской. И я вижу, что пусть даже он и Транс и ни один туалет в мире не дружественен к нему, и пусть даже, по мнению Фелисити и Чарити, что-то у него там не так с этой цветной штукой… спектром – хотя, конечно, сейчас нельзя говорить «цветной», – он с таким нежным пониманием обнимает малого, который здесь не живет, прижимая его к своей скрытой груди, бережно обращаясь с его бедной старой головой и мягко шепча ему на ухо:

– Нах, нах, нах…

Забудь, забудь, забудь…

Этот славный парнишка напоминает мне длинный мягкий лоскут шелка, накинутый на малого, который здесь не живет, и помогающий тому понять, где ему самое место, а где нет.

Это прекрасное зрелище. Хотя не то чтобы это мешало малому, который здесь не живет, жаловаться на жизнь.

– Все меняется, – говорит он.

– В жопу, – шепчет ему на ухо славный парнишка.

– Мне нужно проверить свой аккаунт, – говорит малый, который здесь не живет, и я задаюсь вопросом, действительно ли ему хоть сколько-то помогает чудесная нежность этого славного парнишки. Наверное, славному парнишке лучше было бы обнять меня, укутать меня подобно прекрасному лоскуту шелка. Я уверена, что это пошло бы мне только на пользу. Вреда мне от этого точно не будет.

– Я должен знать истину! – восклицает малый, который здесь не живет, и смотрит на меня так, будто верит – пусть даже славный парнишка так удивительно обнимает его, – что это я, именно я могу ему помочь.

– Вам не следует загораживать проход, – говорю я ему, потому что прямо сейчас я не только поражена, но и напугана.

– Нах, – говорит славный парнишка. Так нежно, так деликатно и правдиво.

– Истина, – повторяет малый, который здесь не живет. – Истина спасет меня!

Я едва не смеюсь.

– О, я так не думаю, – говорю я. Мысль определенно странная.

Славный парнишка вроде согласен со мной.

– Мля, – говорит он. – Жопа.

Однако малый, который здесь не живет, настроен решительно, хоть и хнычет.

– Все, что мне нужно, – это пароль, – говорит он.

Ну да… Думаю, он нравился мне больше, когда не жил здесь.

Нам нельзя торчать тут у всех на виду, загораживая проход. Поэтому мы перемещаемся по коридору в сторону интернет-салона. Представляю, какое мы представляем собой зрелище… Малый, который здесь не живет, в своем инвалидном кресле, хнычущий что-то про истину и выглядящий как какая-то пропащая душа… Славный парнишка со своей шваброй, потайной грудью и таким видом, будто ни один туалет на свете ему не страшен… И я, озирающаяся по сторонам.

На одном из компьютеров – табличка с надписью «НЕ РАБОТАЕТ». На другом – обычная картинка с заснеженной горой, пока славный парнишка не касается этих, типа как у пианино… клавиш, и она не сменяется ярко освещенной щелью, которая подмигивает нам, ожидая своего пароля. Славный парнишка осторожно придвигает малого и его инвалидное кресло вплотную – бережно обращаясь с его головой, подбадривая его.

– Идинах, – говорит он. – Мудак.

Малый, который здесь не живет, вряд ли нуждается в подобном поощрении. Он любовно хнычет прямо в эту маленькую подмигивающую щель, как будто залез бы туда и исчез, если б мог.

Я едва могу на это смотреть, поэтому открываю одну из этих старых энциклопедий, сваленных в углу у стены. Смотрю, что такое Масада, Массачусетс, Мастодонт, Мурена… Потом что такое Кант, Ксантиппа, Ксеркс, Ксилофон…

И вполглаза приглядываю за коридором. Малый, который здесь не живет, все еще хнычет над своим драгоценным паролем, выискивая свою жизнь, или истину, или что-то там еще, когда я вижу, как мимо поспешно проходят Сердитая Медсестра и девушка-манихейка. Сердитая Медсестра несет подушку. Судя по всему, кто-то еще был убит или вот-вот будет убит.

Мне страшно. Конечно же страшно.

Дядечка постарше в саду смотрит на меня и