Шрифт:
Закладка:
Вова прошел мимо догорающих останков к нужному кабинету.
– Я туда не пойду, – сказал Костя за спиной.
– Куда ты денешься, – буркнул Вова, не оборачиваясь.
Ему и самому не хотелось.
Дети в классе не сидели на местах, дети отпрянули от двери, как только он вошел, теснились в углу, прижавшись друг к дружке. Вова смотрел в заплаканные лица, распухшие, мурзатые… Нет, обычная детская мурзатость: разводы слез, соплей и коридорной пыли.
– Дождитесь прибытия четвертой роты, – сказала рация с плеча. – С ними придут умники из лаборатории, сделают тесты. Пока закрыть этаж на карантин.
Вова не удивился осведомленности Гаврилы: сержанту доложили те, кому не нужны рации.
Пока Хохол разъяснял визгливой директрисе, что с этажа никого не выпустят до особых распоряжений, Чертила блевал в другом конце коридора прямо под плакатом с надписью: «НЕ ДАЙ СВОЕМУ ОГНЮ ПОГАСНУТЬ, ПИОНЕР!». Нарисованный мальчик в неестественно белой рубашке с коротким рукавом и в красном галстучке вглядывался куда-то вдаль, и лицо его светилось от счастья, как заводская лампа в двести сорок ватт.
Детям и учителям запретили покидать кабинеты. Вова оглянулся, убеждаясь, что в коридоре никого, и стянул противогаз.
– Ну хорош, – сказал он, прикуривая папиросу. – Оператор, что ли, раньше не подключался?
Ефрейтор знал ответ на свой вопрос, вот только одно дело стрелять по указке в тварей или обдолбанных наркотой сектантов, и совсем другое… Вова затянулся, насколько хватило легких.
Костю больше не рвало, он продолжал стоять, согнувшись и тупо уставившись на розоватую кашицу под ногами – остатки утреннего биоконцентрата. Вове цветом кашица напоминала бедняг, угодивших под Самосбор. Рюкзак огнемета стоял у стены.
– Это я, – сказал Костя, отплевавшись. – Это все я!
– Отставить пиздеж, рядовой! – рыкнул Вова. – Это операторы, понял меня? Они жмут на спуск.
Он не мог быть уверен, но голос его не дрогнул. Потому что так проще. Ликвидатор всегда исполняет приказы, но больше всего пугает не та секунда, когда переступаешь невидимую черту, а моменты после: когда заглядываешь в себя и понимаешь, что не сомневался, что не дрогнул, что даже не пытался себя оправдать. Что тебе и не нужны оправдания. Потому что все это забрали операторы. Тебя там попросту не было, когда твой палец лежал на крючке. Ты ни при чем.
– Так проще, – повторил Вова вслух.
Костя замотал головой с такой силой, будто намереваясь свернуть себе шею.
– Нет, нет, это я! Я заметил, но я… Все могло быть иначе!
Вова замер с поднесенной ко рту папиросой.
– Ты-ы… Что?
Чертила выпрямился, посмотрел ефрейтору в глаза. Дернулся острый кадык.
– Я заметил… Мне показалось, что учительница… У нее была нормальная слюна! – Рядовой то шептал, то переходил на крик, задыхаясь. – Почти нормальная, п-пара странных точек только, даже не слизь, как крошки ржавчины. Она ведь могла плюнуть на грязную бумагу! Махру курить могла! Я п-подумал, я б-боялся, что мы напугаем детей, причиним им в-вред. Оператор ничего не заметил! Не сказал! Вот я и р-решил…
Вова сделал шаг вперед и ударил рядового в грудь, без замаха, но с такой силой, что боец стукнулся головой о стену, стал сползать по плакату, ухватившись за ушибленный затылок. Вова подхватил его за грудки и встряхнул, как учебное чучело.
– Оператор?! Оператор, мать твою? Думаешь, ему нечего делать, всегда с тобой таскаться? Думаешь, ты у него один такой, мамкин сынок? Башкой начнешь когда думать? А ты башкой не думал, и о детях ты не думал. Я тебе скажу, о чем ты думал, о сиськах под блузкой училки, вот о чем!
Вова разжал руки, вытер вспотевший лоб. Поискал взглядом недокуренную папиросу на полу, поднял, сдул невидимые пылинки.
– Приложение к уставу номер девятнадцать, пункт четыре точка два, – сказал после глубокой затяжки.
Костю трясло. Он так и стоял, привалившись к стене, обхватив себя руками и скривившись, как от боли в животе. Выдавил:
– При обнаружении зараженных последствиями Самосбора служащему ликвидационного Корпуса п-полагается н-незамедлительно…
– Заткнись.
Вова думал. Ему не понравилось, как Костя сказал «причиним им вред». Ефрейтор впервые задумался, а за кого Чертила его принимает? Его, своих сослуживцев, службу в Корпусе. За зло, пускай и необходимое для выживания, пускай естественное и неотвратимое, как сам Самосбор, но… Зло?
О рядовом следовало доложить. Сдать сержанту, отправить к пиджаку из ЧК… И потерять хорошего стрелка, когда им так остро не хватает людей. Когда группам зачистки приходится бить тварей наравне со штурмовыми. Когда скоро в отпуск.
Вова прислушался к себе. Нет, вроде его голова на плечах, операторы больше не подключались.
– Выбрось из башки. – Он повернулся к Косте. – Не думай вообще об этом, пока не вернемся в расположение. Скоро все станет не важно… Забудешь, отступит. Так проще.
– Нет! – Костя снова замотал головой. – Нет, я не хочу забывать, нет. Хочу запомнить, что сделал… Их лица! Не хочу забывать…
– Отставить!
А через мгновение на другом конце коридора показались черные противогазы.
Когда бойцы четвертой роты заняли этаж, отряд Вовы отправили на новую зачистку. А потом еще на одну. И еще. Ефрейтор краем глаза поглядывал на Костю, но тот вел себя как обычно, жал на спусковой крючок без промедления, сжигая тварей, сжигая слизь. Вова не видел его лица за противогазом, мог лишь догадываться, как рядовой сжигает себя.
Стоит ли перед ним образ учительницы, которую он… Нет, не убил. Сжег, как и было положено сжечь всякого, кого не спасти. Константин Тарасенко стал убийцей не сегодня, но две смены назад, когда позволил заражению распространяться дальше, среди детей.
На сколько еще поредеют классы школьных этажей?
Спустя четыре часа, стоя под струями дезинфекторов, Вова поежился от холода, будто ледяные капли могли проникнуть под герметичный комбез. Он думал о том, сколько сам мог допустить таких ошибок, игнорируя устав, уклоняясь от приказа. Пытаясь спасти то, что нельзя спасать, влезть туда, куда не стоит лезть.
И сколько таких ошибок он мог забыть в процедурной, раз за разом наступать на те же грабли.
Снова разболелась спина.
– Эй, Чертила! – Вова окликнул бойца перед входом в процедурную, подождал, пока в проходе скроются остальные ликвидаторы. – Я не хочу тащить это с собой в отпуск. Но если ты еще не передумал…
Ефрейтор вложил Косте в руку ампулу с лекарством от старлея. Прошептал, наклонившись к уху.
– Это поможет не забыть, если примешь сейчас.
Костя, кажется, перестал даже дышать.
– То дерьмо, – подумав, добавил Вова. – Ты заслужил таскать его с собой.
X
К чекисту их вызывали по очереди: сначала Костю, затем Вову, а напоследок Гаврилу, как командира отряда. Пиджак сидел за небольшим столом, больше напоминающим школьную парту, слушал с зевотой и
