– Да что ты, Невежка! Его, ведомо, дозор забрал, может, и Савёлку тоже. Нам надо живей уходить, а то и самих захватят. По череду будем – то один, то другой на лошади. Так-то все скорей будет. Садись перво ты, притомился бегавши, а там я.

Невежка влез в седло, не вдевая в стремена облепленных грязью лаптей. Михайла зашагал рядом, держась за стремя. Лошадь шла шагом, но все-таки так они подвигались быстрее, – за стремя держась, полегче итти. Стало сереть. Туман сгущался в беловатые облака; между ними вдруг выступали черные кочки, островки снега в лощинках, вытоптанное прошлогоднее жнивье. Кое-где облака запутывались в кущах кустов и накрывали их белой шапкой. Впереди что-то розовело, разгораясь все ярче и ярче, и вдруг оттуда брызнули солнечные лучи. Туман заклубился и стал таять, открывая вверху клочки голубого неба.

Невежка снял шапку и перекрестился. Михайла придержал лошадь.

– Ты чего? – спросил Невежка.

– Да вон, гляди, село видать. Надо разузнать, какое. Поезжай-ка, погляди.

– На лошади-то неспособно, – ответил Невежка и соскользнул с седла. – Я и пешком пройду.

– А я в той вон рощице тебя погожу, – сказал Михайла, влезая на лошадь, и поехал по кочкам к видневшейся невдалеке роще.

Невежка зашагал по дороге к довольно большому селу, откуда уже доносился собачий лай, мычанье коров и птичий гомон.

Въехав в рощу, Михайла привязал лошадь к дереву, разнуздал ее и дал ей ломоть хлеба с солью. Потом он поискал местечка посуше, но земля кругом вся размокла, а кое-где у корней еще прятались пригорки темного ноздреватого снега. Михайла выбрал ветвистый вяз, взобрался до первых толстых ветвей, угнездился у ствола и через минуту крепко спал.

Солнце уже хорошо пригревало сквозь голые ветки, когда Невежка разыскал его и подергал за ногу.

– Выспался, Михайло Потапыч? – весело проговорил Невежка. – Можно и в путь-дорогу. Село-то это Ахлебинино и есть. Тихо тут, они говорят. К ним-то другой раз заезжают стрельцы, пограбят, да и уйдут, а дальше и не заходят де. Всё тут, коло Калуги, бродят, в Заочье не идут.

– А узнал, как нам ехать? – спросил Михайла, слезая с дерева.

– Дорога-то тут прямая, сказали там мне. А вот одна лишь загвоздка. Мы с тобой за туманом-то и не заприметили, а ты, видно, враз заснул, а то бы с дерева увидал.

– Чего это?

– Да на реке, вишь, Ахлебинино-то стоит, на Оке. То-то и туман такой коло него. На ту сторону переправляться нам надоть. Как бы не заприметили, что под казацким седлом конь.

– А мы седло сымем да в мешок. А лошадь будто продавать ведем.

– И милое дело, – обрадовался Невежка, – там нам через Бобрыху дорога да через Макарово, а дальше Грязново, большое де село и в нем на Благовещенье ярмарка. Вот мы вроде как туда и поспешаем.

Михайла живо расседлал лошадь, туго скрутил седло и засунул его в мешок Невежки, взял лошадь за повод, и они пошли по кочкам к дороге.

По дороге только что прогнали деревенское стадо, в воздухе еще стоял легкий пар и пахло парным молоком, доносилось щелканье пастушьего бича, лай собак, мычанье и блеянье скота.

– И у нас уж, чай, выгнали скотину, – заметил Невежка, с завистью оглядываясь на стадо. – Каково-то Дарья одна справляется? Мишку-то, чай, на барский двор в пастухи забрали.

– Ништо, погоди, – проговорил Михайла. – Вот как мы волю добудем, на своей земле пахать станем.

– То-то, добудем ли? Гляди, скоро год, как ушли мы, а все с той же ноги пляшем.

– Что поделаешь? Бояре-то тоже добром не отступятся. Надо бы всем разом навалиться. А ты гляди – мы вон скудова приперли, а тут, почитай рядом, сидят себе и не почешутся. Что Шуйский, что Дмитрий – им все едино.

– Так ведь Дмитрий-то Иваныч, где он? Може, и нет его?

– Как ты такое сказать можешь, Невежка, когда Иван Исаич сам его видал?

– Не торопится, стало быть.

– Вот мы-то к князю Шаховскому зато и пробираемся, чтоб поторопил его.

Пройдя мимо сельских ворот, они пошли дорогой дальше, а потом свернули, вкруг огородов, по косогору к реке. Ока только что прошла, но не разлилась; в грязной, взбаламученной ледоходом воде еще неслись прутья, щепки и отставшие, обтаявшие льдинки. Но перевоз уже действовал.

На берегу толпилось немало баб и мужиков, а с горки катились две телеги; на передней мужик стоя размахивал кнутом, подгоняя и без того скакавшую со всех четырех ног лошаденку. К берегу подплывал дощаник, и мужик, видимо, боялся опоздать к перевозу.

Михайла кивнул Невежке, и они тоже прибавили шагу. Дощаник был не так велик и мог не забрать всех.

– Стой, ребята! – кричал мужик, с трудом сдерживая расскакавшуюся лошадь и спрыгивая на ходу с телеги. – Вперед телегу! Набьетесь, а там и не въехать. А ты куда! – крикнул он на Михайлу, протискивавшегося тоже поближе к берегу. – Откуда взялся? – кричал он, с силой отпихивая Михайлу. – Не с нашего вовсе села!

– Да ты чего? – огрызнулся Михайла. – Аль для вас одних перевоз?

– Вестимо, для нас. Гляди, какой ласый! Проваливай! – напирали со всех сторон на Михайлу.

– Да вы чего, православные, – вмешался Невежка. – Чай, и наша копейка не щербата. Всем места хватит. Не проломим мы вашего дощаника. Давай, Михалка, – сказал он, беря у него два гроша и настойчиво проталкиваясь вперед. – Ты гляди, коняка-то наш сколь хорош. Може, кто купит, а? В Грязново на ярманку ведем.

– Конь ничего, справный, – проговорил один мужик, похлопывая лошадь по холке. – Чего ж перед пахотой продаешь?

– Стало быть, нужда подошла, – проговорил Невежка. – Покупай, коль по сердцу конь. Чего дашь? Я и на дощаник не поведу.

– Вишь ты прыткий какой, – отвечал мужик. – Чай, не огниво – в кисет не сунешь. Не время мне. С хозяйкой вон к куму в Бобрыху справились на свадьбу. Оставайся, – ворочусь, поторгуемся.

Но Невежка с Михайлой уже протискались к сходням и ввели лошадь, не обращая внимания на воркотню и брань.

Барка так осела, что чуть не до самых бортов погрузилась в воду, а с горки все еще подбегали опоздавшие.

– Хватит! – крикнул перевозчик. – Потопите. Отдавай конец, Васька!

Мальчишка, не видный за толпой, скинул с пенька петлю веревки и вскочил на отчаливавшую барку. Двое парней сели на весла, а перевозчик стал с рулевым веслом на корме, и дощаник медленно поплыл, пересекая быстрое течение.

– Кому взад ворочаться –