– скрывалась острая нехватка уверенности в себе, объединившаяся с упрямым желанием настоять на своем. Он избегал людей, которые приводили его в замешательство или настраивали против себя. Если он твердо решил что-то сделать и был уверен, что советники попытаются его отговорить, он ничего не сообщал им заранее.

«– Что сказал кайзер [в 1917 году], когда вы предложили Бюлова на пост канцлера?

– Он не сказал ничего.

– Тогда нам лучше поискать кого-нибудь другого, поскольку это верный признак того, что его величество его не примет».

Используя его собственные слова о царе, можно сказать, что кайзер был не так неискренен, как слаб. При невозможности увильнуть он мог уступить или, скорее, выбрать линию наименьшего сопротивления, что могло привести к согласию на предложение насильственных действий. Напряжение, возникавшее, когда кайзер заставлял себя действовать, как считал нужным, имело физические последствия, выражавшиеся в приступах острой невралгии. В критические моменты, такие как в 1907, 1908 и 1918 годах, отсутствие уверенности и выносливости приводило к утрате самообладания и сопровождалось такими физическими симптомами, как головокружение и дрожь. Некоторые люди утверждали, что у кайзера умственное расстройство, однако его последующая жизнь была доказательством, что никаких органических изменений у него все же не было. Постоянная поддержка и восхваления других была чрезвычайно важна для умственного равновесия Вильгельма. Эйленбург писал Бюлову: «Никогда не забывайте, что его величество необходимо постоянно хвалить. Он из тех людей, которые чрезвычайно расстраиваются, если время от времени не слышат высокой оценки от той или иной важной персоны. Вы всегда получите его согласие на ваши действия, если не будете забывать хвалить его величество, когда он этого заслуживает».

Когда другие этого не делали, ему приходилось хвалить себя самому. «По пути обратно его величество снова повторял мне, что было. Как обычно, он придавал слишком большое значение тому, что едва ли имело какое-то значение вообще!» Как актриса, выходящая на поклон, он неизменно повторял, что оказанный ему прием был самым чудесным в его жизни. Несомненно, отчасти именно хвастовство поддерживало его дух.

Учитывая многочисленность случаев, когда импульсивность и неспособность к сочувствию приводили его к ошибкам, необходимость постоянно поддерживать его моральный дух делала кайзера тяжелым в общении человеком. Как его можно было удержать на правильном пути, если любая критика приводила к нервному срыву? Более того, его часто называли сверхчувствительным к критике и склонным срывать свой гнев на персоне, позволившей себе его критиковать. Кайзер, никогда не старавшийся понять точку зрения другого человека, делал исключение для тех, кто критиковал его, без внимания к его мнению, причем таким образом, что мог уронить свое достоинство на публике. Когда Вальдерзее вел «разбор полетов» на маневрах таким образом, что привлек всеобщее внимание к ошибкам кайзера, это оказалось последней каплей, окончательно испортившей отношения с кайзером, и он был заменен на посту начальника Генерального штаба Шлиффеном. Гинденбург раньше времени ушел в отставку в 1911 году из-за аналогичной бестактности. Однако многое зависело от того, как именно выражалась критика. Кайзер все принимал на свой счет, и только личные аргументы имели для него значение. Его особо оскорбляла критика из третьих рук, особенно изложенная на бумаге. Это объясняет его бурную реакцию на нападки в прессе, особенно в английской прессе. Но есть множество примеров, о которых лучше всех знали королева Виктория и Эйленбург, показывающих, что, если критика выражалась с симпатией и уважительно, с глазу на глаз, Вильгельм был готов ее выслушать и принять. «Я буду доволен, – однажды сказал он, – если люди постараются понять, что я хочу сделать, и поддержат меня». На самом деле он высоко ценил людей, которые были достаточно уверенными, чтобы высказать свое мнение, а не говорили одни только пустые вежливые фразы. Принцесса Шлезвиг-Гольштейна Феодора была большой любимицей кайзера, несмотря на то что практически по всем вопросам их мнения не совпадали. Граф Рейшах говорил, что оппозиция должна быть разумной и выраженной в нужной форме. Тирпиц сказал, что лучше всего беседовать с Вильгельмом тет-а-тет, поскольку присутствие третьих лиц отвлекает его внимание и он начинает играть на публику. Одно из достоинств Эйленбурга заключалось в том, что, соблюдая эти принципы, он мог менять взгляды и планы. Он однажды предположил, что частые успехи Вильгельма на маневрах заранее подготовлены. Кайзер заявил, что это большое оскорбление для его генералов, которые просто считают его одним из них. Тогда Эйленбург сказал, что будет рад увидеть когда-нибудь его величество побежденным. Фон Мольтке, став начальником штаба в 1906 году, осмелился критиковать предварительную подготовку маневров. Вильгельм сразу принял его точку зрения и согласился на перемены. Еврей-судовладелец Баллин был еще одним критиком, который мог рассчитывать, что кайзер его услышит.

Такое положение существенно увеличивало ответственность окружения кайзера, ответственность, которая становилась еще весомее, поскольку, хотя на Вильгельма было в принципе легко повлиять, он редко позволял, чтобы на него влиял один и тот же человек более или менее длительное время. Нельзя сказать, что обязанность исполнялась хорошо. Конечно, были исключения – например, Луканус и Валенти, друг за другом возглавлявшие гражданский кабинет. Их контакты с министрами и депутатами давали им чувство реальности. Но большинство, однако, горько жалуясь на непредсказуемость хозяина, поощряло его худшие черты. Виноват в первую очередь реакционный характер взглядов, распространенных при дворе, и отношение раболепного низкопоклонства, которому было позволено преобладать. То, что, в общем, точка зрения двора являлась более реакционной, чем позиция рейхстага, едва ли удивительно. Но она была также более реакционной, чем у большинства министров, просто потому, что необходимость набрать большинство в рейхстаге опускала министров с небес на землю, в то время как придворные оставались в небесах. Фон Плессен, главный адъютант на протяжении всего времени правления кайзера, настаивал, что армия должна быть изолирована от гражданской жизни. Эйленбург утверждал, что этот человек говорил только об артиллерийском огне. Пример крайности – адмирал фон Зенден-Бибран, глава военно-морского кабинета в 1890–1911 годах, bete noire[17] короля Эдуарда и Эйленбурга. Фон Зенден был обязан своим положением умению облекать военно-морские желания кайзера в практическую форму. Говорят, он приписал «превосходно проводимой внешней политике» задачу приобретение острова в Мексиканском заливе, не ухудшая отношения с Америкой. В 1896 году он открыто заявил, что германский флот должен быть готов к войне с Англией. Его идеалом было сильное правительство, которое может управлять без рейхстага. Он много раз повторял в берлинских клубах, что рейхстаг должен выделить 300 миллионов марок на постройку и не распускаться, пока этого не сделает. Возможно, Вильгельм не принимал все замечания фон Зендена всерьез. Тем не менее сам факт, что его окружали такие