Шрифт:
Закладка:
Като указал на трон за своей спиной.
Что?! На этот раз мне не требовалось изображать потрясение.
– Като… ты о том, что Мансур хочет стать шахом?
– Тс-с! – Като поднял указательный палец. – Понимаю, ужасно такое слышать, учитывая твоего сына и все прочее, но ты не волнуйся – у Мансура нет поддержки. Последнее десятилетие Кярс налаживал связи со всеми, от ничтожнейшего уборщика в темнице до величайшего из могущественных визирей. Он не принял это как должное, – Като указал на официальный декрет, висевший над золотой оттоманкой, в нем Тамаз называл Кярса своим преемником. – Так что ты расслабься. Мансур как пришел, так и уйдет, ему это не по зубам.
Я встревоженно вздохнула и покачала головой:
– Но Кярса здесь пока нет. А ты как-то слишком уверен в себе для человека, у которого мало союзников в городе, окруженном врагами. На твоем месте я бы прекратила сажать визирей в тюрьму, чтобы они не увидели свое спасение в руках чужака.
– Вот как? Но у меня ведь есть ты. – Он игриво приподнял бровь: – Союз с самой умной женщиной в городе должен же чего-то стоить. Я бы мог выразиться поэтичнее, но боюсь оскорбить слух девушки, которая тебя возит.
Я обернулась к Вере. Та стояла в двух шагах позади, глядя в пол и делая вид, что не слушает.
Чем больше я об этом думала, тем серьезнее казалась проблема. Мансур пришел с йотридами, а значит, привел с собой кагана Пашанга, человека, известного своим пренебрежением к людским страданиям. А вернее, тем, что получал от них удовольствие.
– У меня есть замечательная идея, – продолжил Като, поднимая мясистый палец. – Ты, Зедра, примешь их сама. Жена Тамаза не выходит из своих покоев, а вы с Миримой – светские женщины, вы сумеете убедить Мансура, что ему здесь быть незачем.
Вообще-то это было и в моих интересах. Я должна узнать, чего Мансур якобы хотел и чего добивался на самом деле. Предположения Като звучали правдоподобно, но его самоуверенность потрясала до мозга костей. Если только он не знал чего-то, неизвестного мне, он преуменьшал угрозу и подвергал нас опасности.
– Честно говоря, после того несчастного случая я чувствую себя совсем бесполезной. Может быть, твое предложение сможет сотворить чудо и мне станет легче.
Като хлопнул в ладоши:
– Вот видишь? У меня в этом городе есть союзник. – Его улыбка опять расплылась до ушей: – И какой же она прекрасный союзник.
Мы поехали в экипаже к храму святого Джамшида, увенчанному желтым куполом, с арками и галереями, где могла поместиться тысяча молящихся. Сейчас тут было пусто, не считая Селуков. Внутри усыпальницы, окруженной решеткой, тело шаха Тамаза укрывал зеленый саван, рядом были другие зеленые саваны, а под ними – жалкие люди, не заслуживавшие благоговения. Если мне все удастся, когда-нибудь мы сожжем их тела и бросим туда, где о них забудут.
Мансур, брат Тамаза, был в бежевом кафтане почти до щиколоток и кожаных носках с традиционными остроконечными туфлями с золотыми вкраплениями. Он стоял и молился, и казалось, это тянется целую вечность, у него за спиной ожидала свита в зерцальных доспехах. Каган Пашанг, похоже, решил не идти с ними, что меня тревожило.
Я велела Вере подкатить меня к ним, хотя это и не совсем правильно, ведь мы находились на мужской половине. Вероятно, лицо Мансура иссушил воздух пустыни – кожа вокруг тонких изогнутых бровей шелушилась.
– Мой брат преклонялся перед великим святым, – сказал он, – первым из святых правителей. Он всегда говорил, что будет подражать этому праведному человеку, а теперь смотри – они покоятся вместе.
Мы называли его Джамшид Узурпатор. Нет, они с Тамазом не были похожи. Истории, которые распространяли последователи этого святого, для удобства опускали то зло, которое Джамшид причинил Потомкам. Тамаз не был таким жестоким.
– Он был подлинным воплощением духа нашего святого, – задыхаясь, произнесла я. – Я называла его отцом.
– Вероятно, это нравилось моему брату. Он молился о дочери. И в конце концов у него родились три дочери, но Лат забрала то, что он так хотел, и дала то, что ему было нужно. Двух крепких мальчиков, какими я их видел в последний раз, а теперь они, должно быть, мужчины, закаленные войнами против неверных.
– Как вы правы, ваше высочество, – сказала я, склонив голову. Ведь, в конце концов, Мансур был Селуком. – Кярс, да благословит Лат его царствование, лучший из людей. Он сильнее льва. – Я попыталась припомнить некоторые цветистые выражения с площади Смеха. – Мудрее святого. И добрее летнего ветерка. При нем наше царство будет процветать, как и при его отце. Я в этом не сомневаюсь.
Мансур кивнул и улыбнулся. Он красил волосы в черный цвет, но усы и бороду оставлял седыми. Странный вид, мягко говоря.
– Ты славная девушка. Кярсу с тобой повезло. Знаешь, это все так… странно… то, что трагедия случилась, когда Кярс в походе.
– В самом деле? Разве для убийц не лучшее время нанести удар, когда войско отсутствует?
Его высокомерный смешок прозвучал неприятно.
– Дорогая девочка, ради власти люди играют в такие игры… ты не поверишь. Они так многослойны, так многолики, так наполнены заблуждениями. Вот почему я здесь. – Его голос притворно дрогнул. – Когда наш отец пытался меня задушить, именно Тамаз его остановил. И Тамаз убедил его добавить меня в очередь престолонаследия, чтобы мне не пришлось умирать. А где был я сам, когда требовалось остановить убийц Тамаза? Теперь у меня осталась лишь мечта о правосудии. – Он всхлипнул и вытер глаза платком. – Нет, я не позволю его убийцам остаться безнаказанными, я искореню их, где бы они ни скрывались. Я не доверяю этим визирям и гулямам – только Лат известно, кто из них замышлял убийство.
Итак, он избрал правосудие в качестве предлога. Как банально.
Воздух содрогнулся от вопля Миримы. Она в воздушном белом траурном платье упала на колени перед гробницей и просунула через решетку руку, как будто Тамаз мог очнуться и взять ее.
Я изобразила легкие всхлипывания.
– Разумеется, ваше высочество. Вы так правы. Мне намного лучше теперь, когда семья здесь. Я так неотступно ожидаю, когда вернется мой любимый – ох, мне кажется, что эта пытка никогда не закончится.
Он опустился рядом со мной, чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза, хоть и морщился, сгибая колени.
– Дорогая, теперь, когда мы пришли, ты и прочие женщины не должны бояться. И несправедливость, и бунт будут изгнаны из этого города.
– Но я думаю… – Я подавила всхлип. – Я уверена, Кярс