– Говоришь так, будто ты сам там был, – сказала я, положив руку на плечо Эше.

Эше покачал головой, по его лицу бежал пот.

– Нет, сам не был. Одна из семей, запертых в той шахте, работала на мою мать. Хорошие люди… хотя да, они были еретики. Моя мать сломалась, узнав, что с ними произошло. Как случилось, что в этой стране позволяют этосианам и прочим неверным поклоняться кому пожелают, а к своим братьям по вере в Лат, но избравшим иной путь, мы проявляем такую жестокость?

Даже Кева казался потрясенным этой историей, в его взгляде сквозило явное огорчение.

– Это потому, что кроме набегов на побережье, этосиане здесь не несут Селукам угрозы, в отличие от тех краев, откуда я родом. Аланья была основана святыми правителями, а они построили ее на могилах Потомков, детей Хисти. И те никогда не оставят в покое это место. – Кева тяжело и протяжно вздохнул. – А теперь, из практических соображений, предлагаю поберечь воду. Здесь прошла орда, значит, колодцы оазисов, скорее всего, осушены.

– Не всегда Пашанг был таким, – произнесла я, пытаясь понять, как он мог стать настолько порочным. – Думаю, это началось после того, как отец повез его в глубину Пустоши, в то место, которое мы зовем Красным из-за цвета тамошнего неба. Одной Лат известно, что Пашанг там видел, но вернулся он не мальчиком, а чудовищем с плотью отца внутри.

Так, во всяком случае, говорил мне Джихан.

– Думаю, нам известно достаточно, чтобы сделать вывод, – сказал Кева. – Постараемся избежать встречи с Пашангом и добраться до Кандбаджара.

Мы поехали дальше, но верблюд Кевы все отставал, приходилось сбавлять шаг, чтобы он мог догнать нас. Можно было бы ожидать, что Апостолы как-то поддержат Кеву, но они, по его словам, были разочарованы тем, что он покидает их, не заручившись преданностью ни одного племени джиннов, – это значило, что он маг по имени, а не по способностям. Тем не менее они не могли ему помешать, потому что он заключил завет с самой Лат, лишь она одна могла бы его покарать.

Мне хотелось ехать с ним вместе. Тот верблюд с большой головой на маленьком теле имел один крошечный горб, и от этого мы оказались бы еще ближе. Эти мысли были, конечно, неправильными, я еще питала надежду, что Кярс меня примет, но поделать ничего не могла.

Мы ехали целый день. Мы с Эше болтали обо всем – о его детстве в Мерве и о моем в Пустоши и Кандбаджаре. По словам Эше, его отец владел полусотней рабов, и они жили в доме большего размера, чем дворец наместника Мансура. Но когда рабы Мервы восстали (Эше был еще мальчиком), дом сожгли и едва не убили всю семью. После этого родители Эше решили жить скромнее. Они присоединились к святому ордену и пожертвовали ему половину всего, что имели. Это также способствовало тому, что горожане, считавшие их чужаками-химьярами, стали относиться к ним лучше.

Спустя некоторое время мы остановились для закатной молитвы. Кева и Эше заспорили о том, кто должен ее вести.

– Я испорчен зависимостью от гашиша, – сказал Кева. – И никак нельзя, чтобы читал я.

Эше усмехнулся:

– А ты знаешь, чем заплачено за моего верблюда и за эту одежду? – Он разгладил свою рубаху. – Деньги заработаны оскорблениями половины кандбаджарских задниц, членов и сисек. И ты хочешь, чтобы тем же самым языком возносились твои молитвы к Лат?

– Ты же бывший Апостол, ты учился высшему знанию.

– А ты маг, которого сама Лат призвала к служению.

– Как насчет нее?

Кева мотнул головой в мою сторону.

– Подойдет.

Оба встали и посмотрели на меня.

Я выплюнула финиковую косточку и затрясла головой:

– Один раз я… убила лягушку.

Они озадаченно переглянулись.

Я разочарованно хмыкнула:

– Я однажды сказала… кое-что очень нехорошее… о другой женщине из гарема… у нее за спиной!

– Мы теряем время, – произнес Кева. – Давай уже, начинай. – Он посмотрел вверх, на красноватое небо: – Интересно, куда делся Кинн? Он уже должен быть здесь.

Я повторила про себя слова молитвы, чтобы не перепутать. Голова должна наклоняться влево, потом вправо, потом вперед, и еще раз вперед, потом вверх. Я давно не уделяла внимания всему этому.

Но едва я собралась воздеть руки и начать, что-то опустилось мне на голову. Лепесток белого цветка? Но почему он такой холодный? И еще один упал на нос. А потом они посыпались всюду.

Снег.

Мы смотрели на небо – розовый закат. И при этом снег. Что, во имя Лат, это значит?

– Как такое возможно? – спросил Эше, обхватывая себя руками.

Я тоже задрожала от холода. Все тепло, которое было здесь еще минуту назад, словно разом вытянуло.

Кева откинул голову и посмотрел вверх, прямо над головой.

– О Лат. Если бы вы двое могли это видеть.

– Что видеть? – спросила я.

– Я ждал встречи с ней, – сказал Кева. – Но не здесь. Не так.

– Встречи с кем?

Эше потер руки.

– С Марадой. – Кева указал на заходящее солнце, которое теперь словно окрасилось синим. – Султаншей маридов, одного из великих племен джиннов. Ее крылья простираются по облакам. Неужели Апостолы действительно решили, что она станет меня поддерживать?

Снег теперь падал комьями. Песок под ногами леденил ноги. Ветер выл и скрипел в ушах, взметал вверх смешанный со снегом холодный песок, а небо покрыл туман.

– Племя маридов обитает в Пустоши, – сказал Эше. – Так какого джинна они делают здесь?

– Она смотрит прямо на меня, – сказал Кева. – Почему? Чего она хочет?

Все вокруг побелело за считанные секунды. Бушевала метель. Я даже верблюдов не могла рассмотреть.

– Это… недовольство из-за меня, – сказал Кева. – Уходите отсюда, оба. И как можно дальше.

Эше схватил меня за руку:

– Идем!

Я воспротивилась:

– Мы не можем вот так бросить его!

Но мне хотелось убежать. Мои кости пронизывал холод. Точно так же, как в те морозные дни в Пустоши, когда я голодала и меня рвало только собственной слюной, которой я так много глотала, лишь бы хоть что-нибудь глотать.

– Он маг, – сказал Эше. – Его сила происходит от поддержки племен джиннов. Вероятно, все происходит потому, что мы покинули Зелтурию, не заручившись ею.

– Потому или нет, но он наш друг!

– Не волнуйтесь, – произнес Кева. Его волосы уже покрыл снег. – Марада не причинит мне вреда. В конце концов, я ношу ее маску. Но вы двое… вы для нее просто муравьи. Так что уходите! Спасайтесь от бури!

Я позволила Эше утащить меня прочь. Мы брели по